Он переживал эту ночь вновь и вновь, он ее пересматривал, он был одержим ею, ненавидел ее, но не мог избавиться от воспоминаний.
Он посмотрел на часы. Оставалось всего десять минут.
— Давайте сегодня на этом закончим. Мне нужно все обдумать.
Гудмен и не подумал закрывать блокнот.
— У нас еще осталось несколько минут. Я хочу кое-что уточнить.
Уточнить. Профессиональный жаргон психиатра — это значит, задавать дополнительные вопросы о таких вещах, о которых Скотт предпочел бы не говорить.
— Конечно. Что именно?
— Помогают ли вам эти сеансы? Не стало ли меньше ночных кошмаров?
Кошмары взрывали его сон, начиная с четвертого дня в госпитале. По большей части они напоминали короткие клипы, вырезанные из длинного фильма о событиях той ночи: вот толстяк стреляет в него; вот он поскальзывается в луже крови Стефани, и пули бьют в его тело. Но все чаще ему снилось, что люди в масках за ним охотятся. Это была паранойя. Они выпрыгивали из его кладовки или возникали вдруг на заднем сиденье его машины. Последний кошмар приснился ему вчера.
— Гораздо меньше, — сказал Скотт. — Уже две недели никаких кошмаров. — Он опять взглянул на часы: оставалось еще целых шесть минут. — Может быть, на сегодня хватит?
— Еще один момент. Поговорим о вашей новой работе. Вы уже получили собаку? В прошлый раз вы говорили, что собаки скоро прибудут.
— Они прибыли на прошлой неделе. Главный инструктор проверяет их, прежде чем принять. Вчера он закончил проверку. И сегодня во второй половине дня у меня будет собака.
— И вы вернетесь к уличному патрулированию.
Скотт понял, к чему он клонит, и ему это не нравилось.
— Да, после того как сдадим экзамен. Полицейские из К-9 работают на улицах.
— И сталкиваются с плохими парнями лицом к лицу.
— Именно так.
— Вы чуть не погибли. Вы не боитесь, что это может повториться?
Скотт не стал притворяться, что не чувствует страха. Он не хотел снова ездить в патрульной машине и не хотел заниматься бумажной работой, но узнав, что в части К-9 открылись две вакансии, стал добиваться перевода туда. И девять дней назад закончил курсы инструкторов полицейских собак.
— Боюсь, конечно, но какой полицейский не боится? Это одна из причин, почему я хочу остаться на работе.
— Но не все полицейские имеют три ранения, и не у каждого на глазах убили напарника.
Скотт не ответил. С того дня, когда он очнулся в госпитале, он тысячу раз думал о том, чтобы уйти с работы. Большинство его друзей-полицейских считали безумием то, что он не хочет получить инвалидность; в отделе персонала УПЛА ему сказали, что от ранений такой тяжести он не восстановится никогда и к работе вернуться не сможет; но Скотт настоял на том, что останется в полиции. Интенсифицировал физиотерапию. Упросил своего командира в «Метро» разрешить ему работать с собакой. Возможно, он старался убедить себя, что остался таким же, каким был до ранений. Ему порой казалось, что тогда он умер там, на улице, вместе со Стефани, и сейчас он всего лишь призрак, всего лишь притворяется живым человеком. И даже его стремление работать в К-9 тоже притворство — он притворяется, что бывает коп без напарника.
Скотт сказал:
— Если я уйду, значит, те, кто убил Стефани, победили.
— А почему вы ходите ко мне? — спросил Гудмен.
— Чтобы примириться с тем, что остался в живых.
— Я думаю, это правда. Но не вся.
— Так скажите мне всю правду.
Гудмен посмотрел на часы.
— Мы уже захватили несколько лишних минут. Это был удачный сеанс, Скотт. |