Есть, правда, небольшой перевес в один голос. Мы с Милашкой смоделировали ситуацию и пришли к вводу, что стоит попробовать первый вариант. Три раза. Желательно с минимальными перерывами.
– Понял. Конец связи.
Что ж. Есть какие‑то зацепки. Три раза. Не густо, но ничего другого у нас пока нет.
Я включил внутренний магнитофон, который должен записать все, что я делаю и говорю. Обязательное условие при работе в одиночку.
– Раз, два. Проба. Проба. Время…, – я взглянул на вмонтированные в рукав часы, – Время такое‑то. Дело номер такое‑то. Объект находится в неподвижном положении. Состояние стабильное. Враждебных действий не наблюдаю. Визуальное наблюдение в допустимых пределах. Провожу голосовой контакт.
Внешние микрофоны выведены на проектную мощность.
– Кис. Кис. Кис.
Из окон нижних этажей соседних высоток с грохотом вылетели все бронированные стекла. Где‑то в соседнем районе сработала сейсмологическая сирена. Пришлось сделать громкость тише.
– Кис. Кис. Кис.
Объект взирал на меня широко раскрытыми глазами и совершенно не желал общаться.
– Боб! У меня критическая ситуация!
Боб находился на месте и откликнулся практически сразу.
– Секунду, шеф. Сейчас за продукты рассчитаюсь.
Надо с янкелем потом серьезно поговорить. Нельзя во время работы мотаться по ближайшим магазинам. Мог бы и у меня спросить, что я хочу на ужин.
– Командир!?
– Слышу. Повторяю. У меня критическая ситуация. Поднимай Герасима. Я так думаю, что без его гигантского опыта нам тут делать нечего.
– Может, дождемся вестей из Америки? – робко поинтересовался Боб.
– Согласились космолетчики?
Боб слегка покряхтел. Значит, с космонавтами договорится не смог.
– Голубей только что отослал.
– Герасима буди!
Злиться на Боба нельзя. Американский парень не до конца влился в нашу прекрасную жизнь. Это у них там, в эмансипированной Америке все не спеша, с оглядкой, с оговоркой. А у нас, у русских, сегодня не сделаешь, завтра можно и не начинать.
– Сделано, командир.
– Изображение!
На внутренней стороне шлемофона возник небольшой экран с изображением помятого от долгого сна лица Герасима. Он долго щурился, посматривая на солнце и выслушивая краткое введение в дело второго номера. На изучение документации у Герасима ушло еще меньше времени. Часть из секретных документов он изучил в развернутой неподалеку походной уборной, где их и уничтожил согласно инструкции. Остальной частью он обтер лицо, после того как на скорую руку побрился у специально вызванной для этого бригады скорой парикмахерской помощи.
Видеоматериалы Герасим просмотрел в ускоренном режиме за скромным ужином из центрального ресторана.
– Гера, что скажешь? – я терпеливо топтался под деревом. Никуда не уходил, понимая, что только мое личное присутствие поддерживает Объект в эту, несомненно, в трудную минуту.
– Мм! – Герасим задумчиво погладил плохо выбритую, в двенадцати местах порезанную щеку.
– Нет! – твердо ответил я, – Никаких иностранных специалистов. Не хватало, чтобы нас прославили на весь свет. А кого предлагаешь?
– Мм! – Герасим вопросительно посмотрел на меня сквозь расстояние.
– Тибетские монахи жадные, много запросят. Хочешь, чтобы из нашей зарплаты до конца дней высчитывали. Думай.
Герасим приподнял густые брови и брякнулся в вовремя подставленное сзади кресло с приваренным к нему зонтиком.
– Всем командам полная тишина! – заорал я, осознавая, что именно сейчас в мозгах Герасима создается история.
Смолкли все звуки, затихли голоса. |