– Если эта стерва привяжется с какой нибудь запятой в рекламе, на ура прошедшей у фирмачей, разорву контракт, – пригрозила я вслух.

– С возвращением, Поленька, – живо обернулся ко мне Измайлов.

Я обнаружила, что мы приехали и машина стоит у высоких железных ворот с узкой, уютной калиткой.

– Давно мы здесь? – спросила я.

– Минут пять, – засмеялся Сева. – Дали тебе додумать думу, чтобы ты по пути в зоопарк не отключалась.

– Извините, ребята, – заныла я. – Обещаю больше ни ни в смысле отключки.

– Беги, милая, – напутствовал меня Измайлов. – И постарайся сгоряча никого не пришибить. Мысленно мы с тобой и за тебя.

Редакция располагалась в неповторимом старом дворе. Когда то он был огромной заасфальтированной площадью, которую обрамляли яблонево вишневые сады чудом сохранившихся частных домиков, выходивших окнами на другую улицу. Теперь к садам примыкали три симпатичных особняка частных компаний, все разные, немного вычурные. Но в их сочетании было какое то очарование. Даже ставших недоступными деревьев видеть не хотелось, а это кое что. Субботний день не располагал бизнесменов к труду: последнее тепло ценнее первого, сентябрьские пикники увлекательнее майских. Особняки, словно декорации отснятого фильма, казались обреченными на разборку. А пятиэтажное здание, перепичканное государственными учреждениями средней значимости, на их фоне представлялось настоящим и нерушимым. Все таки приучены мы к крупногабаритности и гладкостенности. Все красивое и компактное воспринимаем как игрушечное. В этом то здании, на первом этаже, и снимала редакция две несмежные комнаты. Одна, как положено, была очень просторной, пока не отгородили закуток главному редактору и не забили оставшееся пространство столами, компьютерами, книжными стеллажами и стульями для сотрудников и посетителей. Непосвященный человек, попадая в редакции, всегда теряется. Предположить, что в таком шуме гаме и тесноте можно работать, он бывает не в силах. Вторая комната, гораздо меньшая по размеру, приютила столы Лизы и бухгалтера. Они соседствовали до неприличия тесно, но кто из газетчиков обращает внимание на нехватку места вокруг, когда главное в судьбе – место печатное.

Полная одышливая вахтерша колдовала в своей застекленной будке над чашкой с кипятком, пытаясь растворить в ней нечто съедобное, но, безусловно, опасное для здоровья. Потому что оно совсем не имело запаха.

– Здравствуйте, – жалобно сказала я. – В редакции есть кто нибудь?

– Есть, есть, в маленькой комнате, – закивала она и принялась остервенело взбалтывать свое сложное химическое соединение.

Поднявшийся над посудиной пар наконец запах. Я подождала минуту, чтобы увидеть, как вахтерша с отвращением выплеснет содержимое. Но она отхлебнула! Нет, я не любительница ужастиков. Повернувшись спиной к зрелищу добровольного отравления, я почти бросилась под дверь Лизы. Постучала. Она в своей худшей манере не отозвалась. Сейчас войду, скорчит удивленную гримасу, хотя и не глухая. Как ей не надоедает обыденность с подлецой? И я вошла. Разумеется, все еще хуже – ее не было. Я вернулась в коридор и, не приближаясь к питающейся вахтерше, уточнила:

– Дама вышла надолго?

– Говорю же, у себя она, – отмахнулась женщина, не прерывая своей кошмарной трапезы.

Собственно, будка была с видом на вход с улицы и лестницу.