|
Вправо отходил длинный и темный коридор. Но слева то маячили лишь четыре двери: одна мужского туалета, одна бдительно запираемой здешним плотником подсобки и две редакции. Миновать сторожиху Лиза не могла, куда бы ни отправилась. Разве что зная, что никого, кроме них с вахтершей, в здании нет, она решила воспользоваться уборной? В любом случае, сидеть в бесхозном кабинете неприлично. Я неприкаянно потопталась в коридоре и заглянула в себя – больше некуда было. Там бесновалась вьюга возмущения: дрянная баба, сорвала человека в выходной, так хоть предупреди, куда и надолго ли смываешься. Вик с Севой в машине измучились. Хватит сносить ее выверты. Сейчас напишу записку, дескать, была, не застала. И – к тиграм, слону и обезьянам!
Я оставила кабинет открытым, чтобы вахтерша могла контролировать мой набег. На столе Лизы, как ни странно, не нашлось ни единого листочка. На перпендикулярно к нему стоящем столе бухгалтера тоже. Ага, кажется, чистую бумагу они теперь держат под столом: на полу белел уголок и, будто гриб или ягода, манил нагнуться. Цепляясь за стулья, я обошла оба стола, но нагибаться не стала. А сразу выплыла обалделым привидением и плотно затворила дверь кабинета. – Куда она делась? – решила проявить человечность насытившаяся вахтерша. – Вы ведь минут десять прождали? Неужто выскользнула, когда я отвернулась? – Сейчас сюда мужчина зайдет, – дрожащим голосом пообещала я, – так вы не беспокойтесь, он тоже к ней. И, перестав себя контролировать, зачем то добавила: – Хорошо, что вы уже покушали.
Глава 2
По двору прогуливался Измайлов. Приметив меня, он заулыбался и громко отчитался: – Симпатичное местечко. Давненько меня сюда не заносило, смотри, что понастроили. Я купил Севе лимонад, не холодный, не волнуйся. А сам выбрался покурить, чтобы не травить ребенка. Вряд ли раскованный и веселый полковник претендовал на одобрение. Но на то, что я подам голос – пожалуй. После паузы он забеспокоился и двинулся мне навстречу. – Неприятности? До чего договорились? – Ни до чего. – В смысле? – С ней кто то пообщался до меня. – И ты теперь оклеветана молвой, так? – беззаботно поинтересовался Измайлов. – Слушай, Вик, я сейчас рухну, буду биться, кататься и голосить. Ты не пугайся, ладно? Она лежит между столом и батареей, кажется, мертвая. Глаза у Измайлова стали большими и потеряли выражение. Однако малюсенькая надежда на то, что мне привиделась гибель вредной бабы и я выдаю желаемое за действительное, еще теплилась в нем. – Спокойно, детка, не надо подметать собой улицу. Кто лежит? – Лиза. – Может, пьяна? Или ширнулась? В жизни всякое случается и с заместителями главным редакторов по рекламе. – Я была бы счастлива, ей Богу. Но у нее лицо какое то… Опухшее? Одутловатое? Синюшное? Не знаю… – Пойду взгляну, – ровно, будто добил одну клавишу одним пальцем, сказал Измайлов. – А ты, милая, к Севе сейчас не подходи. Подожди меня тут, не сходя с места. И никакая я не бунтовщица, а очень послушная и покорная страдалица. Велено ждать, не сходя, значит, буду ждать. Я села на асфальт по турецки. Измайлов пару секунд смотрел туда, где только что нервно подергивалась моя растрепанная голова, и лишь затем медленно опустил взгляд, хмыкнул и одобрил: – Умница. Сконцентрируйся на удержании этого полезного положения. Одна просьба: ноги в позу лотоса не заплетай, иначе будут сложности с подъемом. Если кто нибудь появится, не тушуйся. В конце концов, йогой можно заниматься, где приспичит. Я быстро. Но невозмутимость далась ему с трудом. Я слышала, он побежал и не стал придерживать дверь, которая громыхнула ему вслед, словно выругалась. |
