У меня беременность трехнедельная на фоне эндометриоза.
— Что это значит?
— В смысле, ты хочешь знать, что такое беременность?
— Нет, вот этот эн-до-три...
— Болезнь такая. Женская. Но ключевое понятие здесь другое — беременность!
— Ты хочешь сказать, что...
— Нет, беременность от мужа. Ты же понимаешь, я не могу так рисковать.
— Маш, не мое дело тогда, но, может, тебе не пить?
— Зая, ты не догоняешь. Я же тебе сказала: на фоне эндометриоза! Я могу не выносить!
— Но ведь ты хотела ребенка!
— Врач сказал, что нельзя. Я могу не выносить, и тогда все, больше никогда. Мне ведь уже тридцать два. Не девочка. Поэтому у меня через неделю аборт. Вот я тебе и позвонила, чтобы ты меня не терял.
— Машка, бедная моя! Дай я тебя поцелую!
— Пожалуйста, лягушачьи лапки и яйца “Госпожа Бовари”!
— А знаете, я уже привыкла, что вы так подкрадываетесь! Мне уже даже это нравиться начало!
— Я рад. Еще вина?
— Двести грамм. А коктейли у вас какие?
— Я принесу вам карту сейчас.
— Сделайте одолжение.
— Вкусные лапки. Будто курицу ешь. Или кролика. А как “Госпожа Бовари”?
— Госпожа Бовари — это я.
— Хо-хо-хо!
— Ха-ха-ха!
— Пожалуйте винную карту.
— Тэк-с, что тут у нас имеется... Тэк-с, Б-52 —вчерашний день, лонг-айлендский чай со льдом — ненавижу колу, вот! Буду коктейль с много чего обещающим названием “Новый русский”.
— Сию минуту.
— Нет уж, вы его смешайте, пожалуйста, как полагается, не за минуту, битте, сильвупле.
— Маш, ты когда напиваешься, такая вредная становишься! И такая красивая, блин... Может, поедем сразу ко мне, а? Я тебе сам Меровинга зажарю и котлет наваляю.
…
— Пожалуйста, жаркое “Меровинг” и котлет-де-воляй.
— Мне еще “Нового русского!”
— Может, хватит, котенок?
— Павлик, ты мне пока что не муж запрещать!
…
— Вот ваш коктейль, сударыня, и знаете, тут за стеночкой сидит один господин — он уже давно тут сидит, и мне кажется, что он внимательно слушает ваши разговоры...
— Что? Что вы там шепчете? Я не поняла ни слова. Ой... Павлик... Мне дурно...
— Здравствуй, Маша.
— Здравствуй, Виталик... Ты же уехал до пятницы...
— Как видишь, уехал, но не весь. Павел? Приятно познакомиться.
— М-мм. Мне тоже...
— Неловкая ситуация, не правда ли? Женечка, принеси нам бутылочку “Смирнова”, такую, знаешь, запотевшую-вспотевшую.
— Откуда ты знаешь, что он Женечка?
— А у него бэджик ведь специальный, Марусечка, ты просто не заметила. Видишь, написано: “Ев-ге-ний”. Уменьшительное, значит, Женечка. Беги, Женечка, шустри.
— А мне “Нового русского” еще, Женечка!
— Нет, радость моя, ты больше не пьешь! Мне нужен здоровый ребенок. Правда, Павлик?
— М-мм, да!
— Что ж ты, Маша-герл, такая нетерпеливая? Только муж за порог, а ты к трахалю сразу же, а?
— Я, собственно, не понимаю, отчего ты со мной разговариваешь в таком тоне? С кем хочу, с тем и живу. Ты тоже не ангел с крыльями.
— Маша, я тебя сегодня побью. Вот прямо сейчас побью!
— Ну, уж нет, убери от нее руки! Я сказал, убери, ты, старый хрен!
— Та-ак, вот и водочка пришла вместе с Женечкой. Женечка, выпьешь с нами?
— Нет, что вы, я на службе, и у меня к вам просьба — пожалуйста, если уж вы напились, ведите себя прилично. |