И никогда больше к этому не вернусь. Ни за что!
– А где же вы преподаете теперь?
– Мои нынешние ученики относятся к очень узкому избранному кругу, – ответил Ларри, вертя ручку кофейной мельницы. – Я преподаю американскую литературу представителям высшего общества. Главным образом, в университете Сан-Франциско.
– И там студенты не сквернословят?
– Во всяком случае, их ругательства относятся не ко мне.
– Ну, так это совсем другое дело! – усмехнулся Джад, стараясь быть не очень язвительным. Он внимательно наблюдал за Ларри, пока тот засыпал размолотый кофе в турку, наливал воду и разогревал на газу песок.
– Да, в этом вся разница. Ну что ж, присядем? Они переместились в гостиную. Ларри сел на диван, а Джад опустился в кресло с пружинной спинкой, но откидываться не стал.
– Я очень рад, что вы заглянули ко мне, Джаджмент.
– Зовите меня просто Джад.
– А что если я буду называть вас Джадж?
– Но ведь «джадж» – это значит судья, а я даже не юрист.
– Ас виду можно сказать, что вы заправский судья. Должно быть, вы неплохо судите и о характере людей, и об их поступках, и вообще о том, что правильно, а что – нет...
– И все это вы можете сказать по одному моему внешнему виду?
– Разумеется! Итак, я буду называть вас Джаджем.
– Идет!
– Так скажите мне, Джадж, что же все-таки заставило вас подойти к моей двери в такой час, да еще постучаться?
– Я просто услышал крики.
– И решили, что они вызваны кошмарным сном?
– Нет.
– Может быть, вы подумали, что меня убивают?
– Да, это пришло мне в голову, – признался Рэккер.
– И тем не менее вы пришли. Причем пришли без оружия. Должно быть, вы бесстрашный человек, Джадж.
– Вряд ли.
– Или, может быть, вам известно, что вероятность столкнуться с убийцей на месте преступления ничтожно мала?
Джад засмеялся.
– Возможно, – сказал он.
– Но как бы там ни было, я очень рад вашему приходу. Против ужасов ночи нет лучшего средства, чем видеть рядом дружеское лицо.
– И часто вас охватывает такой ужас?
– Каждую ночь в течение уже трех недель. Хотя это не совсем точно, ведь три недели – это двадцать одна ночь, а кошмары преследуют меня только последние девятнадцать ночей. Всего лишь!.. Но я должен сказать, что для меня это – все равно что девятнадцать лет.
– Я вас понимаю...
– Иногда я задаю себе вопрос: а было ли такое время, когда меня не одолевали кошмары? Конечно, да. Я ведь не сумасшедший, просто нервы у меня уже на пределе. Я всегда был до крайности нервным, таким и остался: но почему надо сразу же говорить, что я спятил?
– Я этого не говорил.
– Нет, конечно, нет. – Ларри усмехнулся краешком рта. – Это сказал Эдгар По в рассказе «Сердце-обличитель» об одном несчастном человеке, доведенном своим горем до грани безумия. А как я, на ваш взгляд, – не выгляжу еще сумасшедшим?
– Вы выглядите усталым.
– Все-таки девятнадцать ночей!.. – Эшер шумно вздохнул.
– А вы сами-то знаете, чем вызваны ваши кошмары?
– И даже вам могу показать.
Из-под раскрытого на кофейном столике журнала «Тайм» Ларри извлек небольшую газетную вырезку.
– Вы пока почитайте, а я пойду посмотрю, как там кофе.
С этими словами он встал с дивана и протянул Джаду вырезанную колонку «Калифорнийского калейдоскопа». |