— Когда ты поедешь, Генрих? — спросила Цецилия.

— Никогда! Чувствую, что никогда, если какая-нибудь сила, управляющая моей волей, меня не заставит.

— Стало быть, ты останешься здесь? Если ты почитаешь меня этой могущественной силой, то я никогда не решусь сказать тебе первая, прости!

— Но что же мне делать? — спросил Генрих.

Цецилия взяла его за руку и подвела к распятию, висевшему некогда у постели ее матери. Генрих понял ее намерение и произнес:

— Клянусь той, которая, расставаясь с жизнью, взирала на это распятие, уехать в течение ближайших восьми дней и во время моего пути не иметь других мыслей, кроме как о счастье ее дочери.

— А я, — сказала Цецилия, — клянусь ожидать моего Генриха, и если он не возвратится…

Генрих не дал ей закончить. Потом оба скрепили перед распятием свою клятву чистым, святым поцелуем.

На другой день Цецилия и Генрих вошли к маркизе. Молодые люди уже более не скрывали своих денежных средств друг от друга. Генрих захотел узнать у Цецилии об их состоянии, чтобы они могли распределить свои расходы на то время, пока Генрих будет в отъезде. Маркиза, не любившая заниматься подобными делами, попыталась как-нибудь отделаться от Цецилии и Генриха. Но они оба стали настоятельно требовать, чтобы госпожа ла Рош-Берто, более не беспокоясь ни о чем, отдала ключ от шкатулки и поручила бы Цецилии заниматься делами хозяйства.

В шкатулке нашли восемь тысяч пятьсот франков — все, что осталось от состояния маркизы и баронессы.

На эти средства можно было жить года полтора при некоторой экономии. Путешествие Генриха должно было продлиться не более шести месяцев, стало быть, о деньгах беспокоиться не стоило.

Впрочем, молодой человек сделал еще одно благоразумное предложение: он советовал Цецилии и маркизе вместо гостиницы, где они остановились, нанять небольшую квартиру, которая обойдется им гораздо дешевле. Кроме того, молодой человек будет знать по крайней мере комнату, где будет жить Цецилия, и во время своего продолжительного отсутствия он целыми днями и часами будет представлять ее там в своих воспоминаниях.

Это было слабым аргументом, чтобы убедить маркизу, не понимавшую всех этих сердечных тонкостей; но когда ей представили необходимость экономическую, она согласилась.

На другой день Генрих отправился смотреть квартиры и нанял довольно приличную, на улице Сент-Оноре, в доме номер пять.

День прошел в переезде. Пятьсот франков уплатили по счету в гостинице. Таким образом, капитал Цецилии составлял уже менее восьми тысяч.

Генрих увидел наконец свою возлюбленную в новой комнате. Они вместе расставили мебель, юноша прибил распятие в алькове, положил на стол ее альбомы; наконец, он увидел комнату такой, какой она должна была остаться.

Все эти мелочи казались маркизе незначительными; для молодых людей они являлись делом очень важным.

Дни проходили. Часто Генрих спрашивал Цецилию о том, что она будет делать во время его отсутствия. Цецилия ответила ему, улыбаясь, что будет вышивать свое подвенечное платье.

Накануне отъезда Генрих принес Цецилии кусок превосходного индийского муслина: из него она должна была сшить себе подвенечное платье.

При своем возлюбленном девушка начала вышивать первый цветок, последний она хотела закончить по его возвращении.

Молодые люди расстались в три часа утра. Это была последняя ночь, которую они проводили друг рядом с другом: у них недоставало сил расстаться.

В восемь часов они увиделись снова.

Этот день был для них торжественным. После данной клятвы Генрих не думал уже откладывать отъезд.