Пуаро слегка поклонился:

— Я согласен. В качестве преступницы, мадемуазель, вы в первых рядах.

— Преступница! — воскликнула Эйми Карнаби. — О господи, наверное, так и есть… Но… но я никогда не чувствовала себя преступницей.

— А кем вы себя чувствовали?

— Конечно, вы совершенно правы. Я нарушала закон. Но, видите ли, как мне объяснить… Почти все эти женщины, которые нас нанимают, такие грубые и неприятные. Леди Хоггин, например… все равно, что она мне говорит. Недавно она сказала, что ее тоник имеет неприятный вкус, и практически обвинила меня в том, что я что-то в него подмешала. И тому подобные вещи. — Мисс Карнаби покраснела. — Это очень неприятно. А от того, что нельзя ничего ответить или возразить, еще обиднее, если вы меня понимаете.

— Я вас понимаю, — согласился Эркюль Пуаро.

— И видеть, как напрасно расходуются деньги, — это так огорчает… А сэр Джозеф, он иногда описывал свой удачный ход в Сити, который казался мне — конечно, я понимаю, что у меня женские мозги, я не разбираюсь в финансах — совершенно бесчестным. Понимаете, мистер Пуаро, все это… все это выбивало меня из колеи, и я думала, что отобрать немного денег у этих людей, которые даже не заметят их отсутствия и которые получили их не слишком честным путем, — ну, мне это не казалось нехорошим.

— Современный Робин Гуд!.. — тихо пробормотал Пуаро. — Скажите мне, мисс Карнаби, вам когда-нибудь приходилось осуществлять те угрозы, о которых вы писали в своих письмах?

— Угрозы?

— Вам когда-нибудь приходилось увечить животных так, как вы описывали?

Мисс Карнаби с ужасом посмотрела на него:

— Разумеется, мне и в голову не приходило сделать что-то подобное! Это было просто… художественное преувеличение.

— Очень художественное. И оно работало.

— Конечно, я знала, что оно сработает. Я знаю, как бы сама отнеслась к угрозе в адрес Огастеса; и потом, мне ведь надо было сделать так, чтобы эти женщины ни о чем не рассказали своим мужьям, пока все не закончится. Этот план каждый раз прекрасно срабатывал. В девяти случаях из десяти письмо с деньгами отдавали компаньонке, чтобы та отнесла его на почту. Мы обычно вскрывали его с помощью пара, вынимали деньги и заменяли их бумагой. Один или два раза женщина отправила его сама. Тогда, конечно, компаньонке пришлось пойти в отель и взять письмо со стойки. Но это тоже было очень просто.

— А какова роль няни? Это всегда была няня?

— Ну, видите ли, мистер Пуаро, старые девы, как известно, до глупости сентиментально относятся к младенцам. Поэтому то, что они поглощены ребенком и ничего не замечают, выглядит естественным.

Сыщик вздохнул:

— Ваши психологические обоснования превосходны, у вас первоклассная организация, и вы к тому же очень хорошая актриса. Ваша актерская игра в тот день, когда я разговаривал с леди Хоггин, была безупречной. Никогда не думайте о себе плохо, мисс Карнаби. Возможно, вас можно назвать женщиной без образования, но с вашими мозгами и с вашей смелостью всё в порядке.

— И все же вы меня разоблачили, мистер Пуаро, — ответила Эйми со слабой улыбкой.

— Только я. Это было неизбежно! Когда я беседовал с миссис Сэмюэлсон, я понял, что похищение Шань Туна — одно из целой серии. Я уже знал, что вам когда-то оставили в наследство пекинеса и что у вас есть сестра-инвалид.