— Вот я на лодке больше тебя служу, опытнее тебя, а звания не заработал.
— Кто тебе не давал шлюзоваться в водолазном костюме, когда лодка минреп зацепила? — отбрил его Володя.
— А лучше бы медаль получить, — не унимался Саша. — Представь, я два года на подлодках плаваю. Закончится война, приду домой, и меня спросят — как воевал, мол? Почему орденов-медалей на груди не видно? И что я скажу? На берегу отсиживался?
— Да, у подводников с этим туго. А по сути, сидеть в подлодке, зацепившись за минреп, — риск не меньший, чем подняться из окопа в атаку с автоматом в руках.
— Я автомат только издалека видел. Мое оружие вот! — Саша похлопал рукой по торпедному аппарату. — Только ведь всем в селе не объяснишь!
— На лодке либо все герои, либо все гибнут. И радость и беда на всех одна. Дуракам объяснять не надо, а умный и сам все поймет.
— Ладно, это сейчас, после войны поймут, хотя обидно. А пройдет десять, двадцать лет, вырастут те, кому сейчас пять, сопляки еще. Вот они и спросят: «Как же ты воевал, дядя Саша, если у тебя нет ни одной медали? В тылу отъедался?!»
— Саш, ты знаешь, на миру и смерть красна. После войны вернется много настоящих героев, тех, кто подвиг совершил. А еще больше будет тех, кто подвиг совершил, но в землю сырую лег. И никто этого не видел, а родня не узнает, где он погиб и похоронен ли вообще. В архивах и военкоматах они будут числиться без вести пропавшими — это страшнее, чем без медали прийти. Без вести пропавший — это всегда подозрение, лежащее на семье и родне. А не перебежал ли линию фронта, не сдался ли немцам?
— Я как-то об этом не подумал, — растерялся Саша.
— Тогда живи и радуйся. А медаль — она хороша, когда есть, но и без нее жить можно. У меня тоже нет, и что теперь? Плакаться командиру? Ты мужчина, Саша! Оценит Родина твой ратный труд — хорошо, спасибо ей. А не оценит — стало быть, так тому и быть. Ты на фронт воевать с немцами разве ради медали пошел?
— Нет, ты что, как ты мог подумать!
— А сейчас канючишь, как будто от меня зависит, дадут тебе медаль или нет.
— Ты меня не так понял, извини.
Вот вроде мелочь — звание старшего матроса, равное в армии званию ефрейтора, а какие чувства всколыхнуло оно в душе у торпедиста. Для Володи это звание — первая ступенька во флотской иерархии — вообще достижением не было.
Некоторое время спустя лодка вышла в новый боевой поход. На этот раз они направились в район Варангер-фьорда.
Погода была просто мерзкой: шел дождь, низко над волнами ползли черные тучи.
Командир лодки и сигнальщики были на ходовом мостике рубки. В такой день авиации можно было не опасаться — ни наши, ни немецкие самолеты не летали. Но из-за плохой видимости можно было не углядеть вовремя надводных кораблей противника.
«Малютка» погружалась долго, медленнее всех других советских подлодок — 80 секунд, целая вечность. За это время враг запросто мог расстрелять лодку из пушек, и потому сигнальщики не отрывали глаз от биноклей.
Но военная судьба была сегодня благосклонна, и лодка подводным ходом вышла на позицию.
Пока видимость была ограниченной, командир решил обследовать берег западнее Варангер-фьорда — на случай шторма или налета авиации необходимо было присмотреть узкую и глубоководную шхеру. Кроме того, если повезет, нанести на карту увиденные береговые батареи неприятеля. Каждый командир лодки, если удавалось обнаружить военную цель, докладывал о ней в штаб, и данные, переданные им, наносили на свои карты командиры других подлодок.
Они прошли вдоль берега, но из-за пелены дождя рассмотреть что-либо на берегу было решительно невозможно. |