Гроза за время поединка подобралась совсем близко. Никто не обращал внимания на сверкание молний и отдаленное ворчание грома. Но сейчас, когда глаза всех, собравшихся на Ристалище, были прикованы к неподвижному телу, распростертому на песке, стал слышен и свист ветра, рвущего листья с деревьев, и стук первых тяжелых капель дождя.

Ослепительная молния, заняв почти все небо, с треском и грохотом зазмеилась над Ристалищем. В толпе завизжали женщины, завопили испуганные мальчишки. Герольды носились по полю, пытаясь поймать вороного, не дающегося в чужие руки коня.

Герцогиня, все время поединка сидевшая не шелохнувшись, как каменное изваяние, не вздрогнула и тогда, когда могучий воин с голубыми глазами рухнул, пронзенный вражеским мечом. Она лишь слегка подняла руку, подзывая стоявшего рядом мальчика-пажа, и прошептала, почти не разжимая губ, несколько слов. Мальчик, как видно их и дожидавшийся, тут же исчез, бросившись исполнять приказание. Лавиния, положив руку на подлокотник, снова замерла, сухими горячими глазами глядя на неподвижное тело посреди поля.

Верховный Жрец, с беспокойством поглядывая на небеса, словно боясь, что следующая молния испепелит и Храм, и победителя, стоял на ступенях, не торопясь продолжить ритуал. Но огненная змея сверкнула далеко в стороне, и удар грома с запозданием обрушился на притихшую толпу. Тогда Жрец вышел на середину и, не глядя на поверженного воина, протянул жезл в сторону Ферндина. Тот, спешившись и с удовольствием слушая, как Гордион громогласно выкрикивает его имя, подошел ближе, а служки быстро увели коня заморийца. Свой меч он тоже отдал одному из них и остался лишь с кинжалом, висевшим на поясе.

Тут же юный оруженосец поднес победителю заветный меч и встал на одно колено, протягивая награду. Скрывая улыбку торжества, Ферндин взял меч и пристегнул его к поясу. За спиной он уже слышал нетерпеливое постукивание копыт — это прекрасный золотистый конь ожидал нового хозяина.

Один из служителей Храма оседлал серого коня и взял роскошные доспехи — он должен послужить сегодня оруженосцем Избраннику Митры и проводить его во дворец герцога, где вечером в честь победителя состоится большой пир.

Теперь выигравшему Турнир рыцарю, по старинному обычаю, полагалось подъехать к герцогской ложе, чтобы, как и вчера, принять из рук повелителя почетный кубок. Ферндин натянул поводья, конь послушно развернулся и легкой рысью понес всадника вокруг поля. Он нарочно пустил коня по кругу, чтобы еще раз насладиться видом соперника, валяющегося в луже крови, — но тело киммерийца за то недолгое время, что он стоял лицом к храму, исчезло. Исчез и вороной конь, только темное пятно на светлом песке напоминало о поверженном варваре.

Никто не видел злобно сверкнувших глаз и исказившегося от ярости лица: хотя Ферндин и был уверен, что его соперник мертв, он хотел убедиться в этом еще раз. И кто мог унести с Ристалища тело варвара столь поспешно? Вряд ли оружейник смог выбраться из толпы и вытащить отсюда дорогого друга. Да и кому нужен покойник? Надо будет все же велеть Акрусу разузнать, куда делся проклятый киммериец… И, улыбаясь привычной улыбкой, он, гарцуя, подъехал к герцогской ложе.

Но его улыбка натолкнулась на хмурый взгляд герцога и каменное лицо герцогини. Герцог Оргельд, повинуясь традиции, налил в золотой кубок искрящегося вина Митры и, протягивая его Ферндину, глухо произнес торжественные слова:

— Да возвеселит Священное вино благородную кровь Избранника Митры!

Ферндин, нимало не обескураженный неприветливым тоном, каким были произнесены эти слова, с поклоном принял кубок и медленно стал пить вино, пытаясь поймать взгляд герцогини, но Лавиния смотрела неподвижным взором сквозь него, словно видя что-то далеко за его спиной.