Самарин кивал головой, соглашаясь на все эти требования, с удовольствием их принимая и всем видом своим выражая благодарность Папиашвили, признавшему в нем полезного для науки человека и теперь с таким сердечным участием создающему прекрасные условия для его работы.

— Я не один делаю машину, со мной ребята, — посчитал своим долгом уточнить Самарин.

— Тоже соавторы?

— Почему соавторы?.. Они и есть авторы, они и я — мы вместе.

— Пусть ребята трудятся. Потом решим… Да, все остальное потом. И вот ещё что, Андрей Ильич, — Каирову не досаждайте. У него своих дел по горло.

Он — теоретик, величина. Мы его ограждаем…

— Понимаю, — кивнул Самарин.

— Борис Фомич и не во всем помочь сумеет: в науке не только тот силен, кто… головой варит… — Папиашвили постучал кулаком по своей кудлатой густоволосой голове, — а и тот, кто знает, где что лежит. Учёному нюх нужен, расторопность — такой быстрее ищет и находит. Посмотрите на картотеку, — он обвел рукой стеллажи с папками, ящиками, подшивками. — Думаете, статьи, журналы?.. Нет, здесь названия источников. Скажите, что вам надо, — и Папиашвили найдет. Папиашвили рад помочь хорошему человеку.

Он встал из–за стола и протянул руку.

Самарин вышел от Папиашвили в хорошем настроении. «Не так он сердит, — думал Андрей о своем новом начальнике. — «… в науке не тот силен, кто… головой варит…» Ишь как! Оригинальничает, конечно. Перегибает… Однако в наше время и вправду в науке много наготовлено. Тот, кто умеет подбирать, приводить в систему — тоже полезное дело делает».

Весь первый день Андрей сидел в отведенной ему комнате, изучал нужные ему схемы. Потом сходил в цех, взял готовый блок машины. Хотел было описывать узлы, детали. Но подумал: «Наверное, вначале надо объяснить общий замысел машины — для чего она создается, что побудило к её созданию».

И Андрей перенесся мыслями на шахту. Больше трех лет он изучает «Зеленодольскую» — излазил штреки и лавы, работал крепильщиком в бригаде Дениса Баринова, сидел у пульта многоканатной подъемной машины, ездил в кабине подземного электровоза. И все смотрел: куда может дотянуться незримая рука электронного диспетчера, где установить датчики. По его замыслам, они должны были «просматривать» и «прослушивать» каждый уголок шахты. Где–то вздуло почву и прогнуло рельс — радиолуч, или фотоэлемент, или сверхчувствительный сейсмограф мгновенно пошлют сигнал электронному диспетчеру, а он из многих вариантов выберет единственно правильное решение и сообщит о нем дежурному инженеру. В конце смены СД‑1 подсчитает тонны добытого угля, распределит места по бригадам, пошлет готовые цифры в бухгалтерию. И много других полезных дел совершит электронный диспетчер; может быть, не сегодня, а в недалеком будущем он станет включать и выключать угледобычные машины, посылать под землю воздух, давать сигнал передвижным кранам, включать моторы электропоездов.

А в будущем… может быть, не очень далеком…

Андрей вспомнил, как однажды он видел сон: «Атаман» — самый крутой пласт угольного бассейна черной горой стоит. Антрацитовая чешуя горит в лучах светила. Где–то высоко–высоко в небе стрекочет вертолет. Из него высовывается человек в белой рубашке и голубой шляпе, протягивает к стене никелированный молоточек, тихонько постукивает… И сверху, с шумом и грохотом, валятся тысячетонные глыбы угля.

А по степи, точно резвые муравьи, разбегаются железнодорожные составы. Они везут и везут уголь…

Андрей склонился над бумагой и стал писать.