Когда обувь стала пропускать внутрь песок, Деггубэрт сделал новый привал. Он тщательно осмотрел кайды в свете звезд. Подошвы стерлись настолько, что в них зияли большие дыры. Путник сидел на песке, зяб от прохладного ветерка, мечтал о нескольких глотках воды и ощущал подкравшуюся усталость от веса доспехов и проделанного пути. Потом поднялся, отыскал самый высокий из ближайших барханов и забрался на него. Кампуса Белоглинного Крика сквозь мглу он не увидел – не проглядывались ни светящиеся окна, ни фонарь, что должен гореть всю ночь над дверью Дэда, ни дымки из труб. Не доносились ни звуки, ни запахи жилья. «Значит, взял еще левее, – подумал смотритель. – Проклятье! Теперь придется выйти к прибрежной полосе гораздо дальше, наверное, около кампуса Широкой Горы, а оттуда до башни еще идти и идти…»

Но и кампус Широкой Горы со следующей остановки не просматривался. Действительно, стоявший на плоском большом пригорке, он просто не мог не быть виден отсюда. Большой кампус, свыше сорока домов, в которых уж всяко хоть одна пара да не спала, пеленая ребенка или зачиная нового! И не мог даже самый сильный ветер задуть на доме Дэда фонарь, защищенный со всех сторон стеклом и заправленный огненной водой для лучшего горения! И тогда Деггубэрт понял, что ошибся он гораздо сильнее, чем ему казалось, и направился не к прибрежной полосе, а совсем в другую сторону. «Но куда? – ломал голову смотритель. – В каком хотя бы направлении? Ничего не понимаю…» И только теперь, в этой тишине, нарушаемой лишь тихими, почти неслышными шорохами, смотритель понял, что же все-таки изменилось к лучшему в его состоянии: из головы наконец исчезли голоса и отступила ноющая боль.

В небольшом провале между этим холмом и следующим из-под песка пробивались несколько клочков густой травы, и Деггубэрт спустился вниз, радуясь признакам того, что жизнь еще продолжается. Он аккуратно, стараясь не причинить растительности большого ущерба, сорвал несколько самых толстых, сочных травинок и, очистив их от налипших песчинок, положил в рот и стал пережевывать, надеясь выжать хоть немного влаги. На вкус трава оказалась терпкой и горьковатой, но смотритель жевал ее и жевал, пока не почувствовал некоторое облегчение. А потом снова зашагал, направляясь прямо вперед – туда, где, как он предполагал, есть хоть какое-нибудь жилье и поселенцы…

Когда небо посветлело, и вдали уже можно было разглядеть детали местности, Деггубэрт сделал новый привал. На одном из песчаных холмов смотритель обнаружил большой плоский валун, уселся на него и, давая отдохнуть натертым ступням, попытался понять, куда же его занесла нелегкая.

Далеко-далеко, почти у самого горизонта, отсвечивало в сиянии затухающих звезд более яркое, чем пески, пятно, и Деггубэрт наконец понял, в каких местах он оказался. Это было Озеро Сына Уилкинса, один из немногих, – хватит пальцев одной руки, чтобы пересчитать, – водоемов среди пустыни. И располагалось оно в прямо противоположной стороне от прибрежной полосы. Выходило так, что путь Деггубэрта пролегал через Средние Места…

… Огромный паук склонился над Деггубэртом и нацелился на шею смотрителя, пугающе поигрывая жвалами. Еще немного – и они сомкнутся на горле, разрывая кожу, вены и сухожилия, ломая кости и выпуская кровь. Еще немного…

Деггубэрт очнулся в холодном поту, тряхнул головой: «Привидится же такое! Не сон, а потеха демонов». Огляделся. От песчаных холмов тянулись вниз недлинные тени, а солнце уже зависло на четверти своей обычной дуги.