Из открывшегося отверстия вниз скатились несколько яиц, затем еще несколько, еще и еще. Эти комки с твердой оболочкой и составляли главное и основное сокровище самки гигантского скорпиона.

Основной инстинкт – инстинкт размножения – победил смерть, и уже мертвая, казалось бы, самка исполнила свой последний долг – долг всего живого на этой грешной и безумно прекрасной планете: дала жизнь новому поколению. Вылупившись к утру из яиц, маленькие пока еще скорпиончики шустро расползлись по пустыне, жадно ища первый в своей жизни корм – хоть какие-нибудь растения. Пройдет еще немного времени, и крохотные монстры совершат первое нападение на подвижную пищу – какое-нибудь небольшое животное, обитающее среди песков или случайно забредшее сюда. Затем, постепенно вырастая, скорпионы сделают охоту, это увлекательное и опасное занятие, своей основной привычкой.

Охотиться и есть, и снова охотиться, едва завидев добычу. Через четыре времени, к следующему лету они превратятся в громадных особей, смертельно опасных уже не только для мелкой живности, но и для самых больших обитателей пустыни – сколопендр, пауков, медведок. И, разумеется, для существа, все еще мнящего себя хозяином континента, – человека…

Стая многоногих ползла медленно, словно нехотя. Без сомнения, не торопились они потому, что палящее в зените солнце действовало даже на жуков. Пекло немилосердно испаряло влагу отовсюду – из хитиновых панцирей, из узкой щели пасти, из жировой смазки, слегка сочившейся из суставов глянцевых лап. Твари двигались в сторону вышки медленно, но явно не собирались сворачивать со своего пути.

Первым полз продолговатый жук со светло-коричневым туловищем. Он занимал место чуть впереди остальных, ощупывая усами ближайший клочок поверхности и старательно избегая кочек, неровностей и ямок глинистой почвы.

Когда жук приблизился к небольшому эвкалипту высотой в два человеческих роста, он, ничуть не напрягаясь, подмял все дерево под свою округлую и достаточно неповоротливую тушу. «Хр-р-рясь!» – издал треск молодой эвкалипт, и его ствол, не выдержавший веса жука, лопнул в нижней части, распространяя в воздухе резкий пряный запах.

Жук поводил головой из стороны в сторону: аромат сломанного дерева ему явно не нравился, и он нервничал. Так же, как обычно раздражается скорпион, набредя на оставленный человеком след костра.

Предчувствие близости двуногого придает многим животным решимости и наглости. Эти многоногие исключением не были: когда передний гигантский жук замер, протянув вперед и немного вверх чувствительные усики и улавливая ими тончайшие запахи людей, четверо остальных, ползших позади вожака выстроились в ровную шеренгу и замедлили ход. Они (и с вышки это заметили) явно к чему-то готовились.

Мирейн, который вел наблюдение, откинул со лба длинные светлые волосы, взмокшие от пота и, не отрывая от бойницы длинного острого носа, сказал вбок, обращаясь к Ларсу и Деггубэрту:

– Кажется, началось.

– Что там? – забеспокоился Старший смотритель.

– Пока пять многоногих, – подсчитал Мирейн. У него руки чесались спустить стрелу арбалета, не дожидаясь команды Деггубэрта. – Дальше к пескам больше не видно, – он оторвал руку от спускового крючка и добавил, с сомнением почесав голову. – Вроде бы.

– Сколько до них? – задал уточняющий вопрос Деггубэрт.

– Стрелы уже могут долететь, – приблизительно оценил Мирейн.

Все караульщики успели надеть легкие доспехи, обязательные при любом столкновении: наклепанные на рубаху полоски тонких металлических пластин, закрывающих спереди ноги, руки и грудь с животом; на головах – проклеенный изнутри войлоком шлем, с которого на лицо спускался длинный наносник. Щеки со скулами защищались нанизанными на ремень гнутыми бронзовыми щитками.