– А то что? – переспросила молодая женщина.

– А то можно и не проснуться, – Нильс сказал это таким тоном, что новоприбывшие сразу замолчали. Вскоре они уснули, хотя раненые всю ночь постанывали сквозь тяжелую дрему, а третий мужчина, самый старший из них, бормотал какие-то непонятные слова. Провалились в сон и Нильс с Деггубэртом.

… Молодая черноволосая женщина оказалась умопомрачительной красавицей. Несмотря на несколько неопрятный вид, Селена-Ведунья – смотритель слышал, что между собой пленные называли ее именно так – невольно притягивала мужские взоры. Высокая, стройная, с точеной фигурой и округлой грудью, Селена двигалась плавно, и в каждом ее движении сквозило нечто такое, что не выразить словами и от чего сердце начинает биться чаще и сильнее. Деггубэрт никогда прежде не видел лица красивей, чем у Селены: правильный овал в строгом обрамлении черных волос, тонкие длинные брови, пушистые ресницы, пухлые темно-алые губы…

Деггубэрт так засмотрелся на красавицу, что не заметил, как Нильс присел возле новоприбывших и принялся их расспрашивать. Селена, подоткнув под себя юбки и поправив волосы, поведала обо всем, что с ними случилось:

«От нашего кампуса недалеко до южного побережья: часа два ходьбы, не больше. Сразу за полем, где наши поселенцы выращивают хлеб, начинаются эвкалиптовые рощи, а там уже рукой подать. Рощи эти высокие, а в другую сторону от домов – такие же высокие холмы. Кампус наш построен в углублении, по берегам большого пруда, а ближайшая вышка, увы, очень далеко. Поэтому и случилось то, что случилось.

Это началось средь бела дня. Все занимались обычными делами: кто ушел на поле, кто за детками присматривал, кто по дому возился, кто отправился кактусы собирать. Я с отцом занималась: он – звездочет, вот и рассказывал мне, что за звезды на небе ночью появляются, как они называются, какие бывают созвездия. У отца имеется древняя книга, называется «Звездный атлас». Там все рисунки созвездий есть. Он меня учил, у него это хорошо получалось, и поэтому мне многие звезды известны.

Сначала я услышала крики. Они доносились со двора Лэнни-Прачки: ее дом – крайний в кампусе, возле холмов. Потом крики раздались и в другом дворе – напротив дома Лэнни. Мы с отцом выскочили на улицу из беседки, в которой занимались, и остолбенели. С холмов на наш кампус мчалась, расшвыривая все на своем пути, стая огромных пауков.

Эти громадные восьмилапые – больше, чем можно представить; да вы и сами их видели – налетели на поселение с разных сторон. Свои злодейства они начали как раз со двора Лэнни-Прачки. Чудовища затоптали несчастную насмерть. Остались от женщина одни окровавленные лохмотья, по которым не поймешь, где руки, где ноги, а где то, что раньше было головой. Только и успела она перед гибелью прокричать что-то…

То же самое случилось и с жителями двора напротив, и от увиденного моему отцу стало плохо. Он упал навзничь, прижав руки к груди, и я склонилась над ним, чтобы привести его в чувство, поэтому ничего вокруг не замечала. Отец был самым дорогим для меня человеком. Увы, так он и умер возле калитки…

Я очнулась, когда на траве передо мной возникли громадные тени. Это шли по улице чудовищные пауки. Они будто выискивали кого-то. Теперь я снова стала слышать звуки, доносившиеся отовсюду. Это было ужасно! Хрустели сломанные стены и крыши домов: так легко малое дитя ломает пустую яичную скорлупу. Истошно кричали женщины и дети… Мужчины, кто успел схватить мотыги или топоры, пытались сражаться… да куда им тягаться с этими созданиями со своим жалким оружием? Убегать от пауков было бесполезно: твари в мгновение ока догоняли и топтали, разрывали поселенцев на части, снося людям головы и отсекая конечности своими острыми когтями. Это был сущий ад; от всего увиденного можно было потерять рассудок!

«Бежать, бежать!» – думала я.