Я продолжил тоном ниже:

— Полагаю, я имею право знать, что произошло и почему. И я не пишу никакой долбаной статьи. Ей-богу, ребята, вы даже...

Тут я замотал головой, не сумев договорить. И, посмотрев в окно, увидел огни Боулдера. Их слишком много. Больше, чем тогда, в детстве.

— Пока мы не знаем, что и почему, — наконец произнес Векслер после полуминутной паузы. — Ты понял? Можно сказать одно: так вышло. Бывает, полицейские устают наблюдать за дерьмом, что плывет по трубе мимо них. Мак просто устал, вот и все объяснение. Как теперь узнаешь? Расследованием, естественно, занимаются. Когда они узнают причины, буду знать и я. И расскажу тебе. Обещаю.

— Кто ведет следствие?

— Сначала дело передали нам, потом его забрало к себе УСР.

— Управление специальных расследований? Они не занимаются самоубийцами.

— Обычно не занимаются. Ими должны заниматься в криминальном отделе полиции, то есть мы, копы. В данном случае возникает конфликт интересов: ты ведь понимаешь, они не позволяют расследовать то, что с нами же и связано.

«КОП, — подумал я, — криминальный отдел полиции: расследование преступлений против личности. Убийства, вооруженные нападения, изнасилования, суицид».

— Это ведь из-за Терезы Лофтон? — спросил я.

Думаю, я не ждал ни подтверждения, ни опровержения. Просто высказал очевидное вслух.

— Не знаю, Джек, — ответил Сент-Луис. — Давай оставим пока эту тему.

Большинство убийств — обычные, ничем не примечательные. «Маленькие убийства», как их называют в нашем газетном бизнесе. Воздействие подобных случаев на общество незначительно, и память о них выветривается быстро. Все, на что они рассчитывают, — это несколько абзацев где-то в середине газетного выпуска. А жертвы оказываются погребенными в толще бумаги. Точно как в земле.

Но если случится иное, когда, к примеру, исчезает привлекательная студентка, а потом ее находят в виде мертвого тела, расчлененного на две части, и если событие происходит в мирном до того месте вроде Вашингтон-парка, тогда в газетах просто не хватает полос для всех вариаций его описания.

Смерть Терезы Лофтон — совсем не «маленькое убийство». Здесь нашлось место многим леденящим душу деталям. Таким, что в Денвер ехали отовсюду — из Нью-Йорка, Чикаго или Лос-Анджелеса, с телевидения и радио, из редакций таблоидов. Целую неделю репортеры наводняли более-менее приличные отели, сновали по городу и университетскому кампусу, задавая всем подряд ничего не значащие вопросы и получая на них ничего не объясняющие ответы.

Некоторые репортеры осаждали детский сад, где Лофтон работала на полставки, другие совершали поездки в Бат, где она выросла. И куда бы они ни направились, везде слышали одно и то же: Тереза Лофтон всего лишь соответствовала стереотипу обычной американской девушки.

Убийство неизбежно вызывало аналогии, напоминая случай с Черной Далией, преступлением, произошедшим пятьдесят лет назад в Лос-Анджелесе. Тогда разрубленную пополам девушку, хотя и не столь отвечавшую американским стандартам, нашли на пустыре. В одном из телешоу Терезу Лофтон окрестили «Белой Далией», напирая на тот факт, что тело нашли на заснеженном поле неподалеку от озера Грассмер в Денвере.

Таким образом сюжет раскрутил себя сам. Разгорелся, как мусорный бак, и полыхал недели две. Но никого не арестовали, и вскоре нашлись иные преступления и иные пожары, у огня которых принялись греться общенациональные средства информации. В газетах Колорадо новости о деле Лофтон перекочевали на внутренние страницы выпусков, превратились в строчки коротких обзоров.