Еще одна важная деталь, сближающая между собой две мифические страны, — близость Океана, который, как мы уже знаем, древние были склонны представлять в виде великой реки, обтекающей по окружности весь земной диск. Эя в отрывке из поэмы Мимнерма находится прямо на берегу этой реки. Остров Кирки отделен от нее еще каким-то водным пространством, но, видимо, не особенно большим. Описывая свою Эю — сказочную страну солнечного восхода, — Мимнерм, так же как и Гомер в своем описании острова Кирки, едва ли мог иметь в виду вполне реальную Колхиду, расположенную на Кавказском побережье Черного моря. Ведь уже при самом первом знакомстве с этой страной, почти со всех сторон окруженной высокими горами и мало похожей на сказочный остров, греки должны были бы понять, что проникнуть из нее к берегу Океана было совсем не просто. Кстати, это хорошо понимал уже известный нам греческий географ Страбон, который и приводит в своем сочинении оба отрывка из поэмы Мимнерма.
Во втором из этих двух отрывков, не связанном прямо с темой похода аргонавтов, описывается ночное путешествие утомленного дневными трудами спящего Гелиоса уже не на колеснице, запряженной крылатыми конями, а на великолепном золотом ложе работы самого Гефеста, также снабженном крыльями. С помощью этого эффектного поэтического образа Мимнерм объясняет читателю, каким способом солнечный бог мог преодолеть огромное расстояние, отделяющее страну Гесперид — крайний запад, — от земли эфиопов — крайнего востока, — чтобы успеть вовремя к моменту своего восхода на небосводе. Если сопоставить этот отрывок с тем, о котором только что шла речь, невольно напрашивается мысль, что, в представлении Мимнерма и, возможно, также других древнейших греческих поэтов, царь Ээт был повелителем вовсе не колхов, а совсем другого народа — эфиопов.
Как вероятно, помнит читатель, в гомеровской «Одиссее» река Океан не только образует край земного диска, но выполняет и еще одну чрезвычайно важную, в понимании древнего человека, функцию, отделяя мир живых людей от «того света», или царства теней. Страна Эя (в гомеровском варианте — Ээя), расположенная в столь близком соседстве с мрачной обителью мертвых (напомним, что Одиссею у Гомера понадобился всего один день плавания для того, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее остров Кирки от входа в Аид), по логике мифического мышления, должна быть как-то связана с загробным миром, даже несмотря на явную несовместимость этого царства подземного мрака со светлым жилищем солнечного божества. В мифе об аргонавтах, а точнее, в одном из ранних его вариантов мы и в самом деле находим достаточно ясный намек на то, что такая связь действительно существовала. В IV «Пифийской оде» прославленного беотийского поэта Пиндара — автора знаменитых эпиникиев (торжественных гимнов в честь победителей на Олимпийских, Пифийских и всяких иных общегреческих играх) — обнаруживается весьма любопытная деталь, отсутствующая в других, более поздних версиях мифа. Здесь говорится, что Пелий потребовал от Ясона, чтобы тот доставил ему не только золотое руно, но еще и душу покойного Фрикса — первоначального владельца руна. Насколько можно понять в этом месте текст Пиндара, царь Ээт каким-то образом, несомненно с помощью магических средств, сумел завладеть душой Фрикса, заточил в своем доме, откуда Ясону и его спутникам теперь предстояло вызволить ее, дабы, как поясняет поэт, умилостивить подземных богов, вероятно, раздраженных тем, что от них ускользнула их законная добыча. Не исключено, что ссылка на недовольство подземных богов здесь лишь домысел самого Пиндара или кого-нибудь из его предшественников. Первоначально же подземным богом, то есть владыкой загробного мира, был сам царь Ээт, который в этом случае имел полное право удерживать в своем мрачном жилище душу покойного Фрикса. Правда, прямых указаний на связь Ээта с царством мертвых мы в дошедших до нас переработках мифа уже не находим. |