– Это ты сам себя перехитрил.

– Как же вы меня здесь отыскали?

– Глупец! Напортачил, а теперь решил уйти с фейерверком? Забыл, с кем дело имел? Меня генерал к себе в высотку вызывал. Ты же сдуру столкнул лбами два самых сильных наркокартеля в Москве. Сейчас уже нет такой шестерки в криминальной московской среде, которая бы не разыскивала тебя с ножом в руке.

Генерал в бешенстве. Заварил ты кашу, дружок. Это наш шеф, Воронцов, дал мне адресок дачки. Или ты забыл, что у него здесь тоже был участок и дома они вместе с твоим отцом строили? К тому же он сказал, что дело Хряща с тебя никто не снимал, и оно так и висит на тебе. Ты все еще в ответе перед людьми, которые работали на тебя. Я счел нужным привезти твоего старого приятеля из Сибири. Капитан Данилов, помнишь?

Здоровяк отстранил Лосева и склонился над столом. Лицо Трошина оставалось спокойным, но бледным и сморщенным. Он словно мгновенно постарел на десяток лет.

– Помнишь меня, майор? Данилов Иван Валерьянович. Я же обещал тебе, что наши дорожки непременно сойдутся. Ты покойному моему корешу Саше Сизову десять процентов забыл заплатить. Мы свою работу всегда до конца доводим. Я доставил Сыча в Москву. Обещано – сделано!

Фил пододвинул квитанцию камеры хранения в центр стола.

– Этого на все хватит. Берите.

Но никто не обратил внимания на бумажку.

– Данилов прав, – кивнул Лосев. – Я сам лично отправлял телефонограмму в Барнаул. Отбоя никто не давал. Ребята до сих пор в деле. Но в первый заход не Хрящ ушел, а его сокамерники. Из-за этого человек лишился жизни. Я тебе докладывал, но тебе не до Хряща было. Покойный Женя Павлов Гнома в Красково обнаружил. С той минуты ты уже обо всем забыл. И дело, и свою команду, все побоку. Ну и мы на тебя плюнули. Живи как хочешь. Но нет, ты решил иначе. У тебя началась долларовая горячка. И начал ты, Филя, шашкой размахивать и головы рубить. Но один в поле не воин. Что теперь скажешь?

– Вот, возьмите. Больше у меня нет! Поскользнулся я, и мордой в дерьмо.

Лосев взял квитанцию и медленно порвал ее на мелкие кусочки.

– Решай, Данилов, сам, – коротко сказал он, и слова Лосева прозвучали как приговор.

– Кому нужны его вонючие деньги! Идем со мной, шакал, я тебя Хрящу представлю. Вас одно дело связывает, вот с ним и делись своими радостями.

Фил хотел возразить, но у него не хватило сил. Данилов выволок его на улицу, где стоял огромный рефрижератор. Трошину стало страшно, будто его подвели к клетке с тигром.

Сибиряк снял замок, откинул засов и раскрыл тяжелые стальные дверцы. Из фургона пахнуло холодом и тухлятиной. Металлические стены были покрыты льдом. В три ряда, уходивших в глубь огромного коридора, на острых железных крюках висели говяжьи туши.

– Залезай, майор. Твой дружок в самом конце пригрелся, чтобы его менты не повязали. Шесть тысяч верст путь немалый. Но мечта его сбылась, он попал в столицу.

Данилов подхватил Трошина сильной рукой и буквально закинул в кузов. Фил растянулся на скользком полу. Сибиряк запрыгнул в фургон, поднял Трошина за ворот пиджака и поволок вглубь.

Там под тусклым светом лампочки возле стены среди говяжьих туш висел покрытый инеем голый человек. Лицо его застыло в дикой гримасе ужаса, а мутные рыбьи глаза вылезли из орбит. Синие руки были сцеплены за спиной наручниками. Стальной крюк пронизывал тело возле печени, и острый окровавленный конец вырывался наружу из-под ребра в области сердца. Туша Хряща слегка покручивалась вокруг своей оси.

Фил потерял дар речи. В желудке начались сильные спазмы, и его вывернуло. Он упал на колени и захрипел. Данилов заломил ему руки назад, и за спиной щелкнули замки наручников. Сильные руки оторвали Трошина от земли, и он увидел, как перед глазами мелькнул острый стальной крюк. В ту же минуту невыносимая режущая боль пронзила его тело, и он повис в воздухе.