| В конце концоа Тэкса удалось отлепить от лобового окна, но вынуть из-за штурвала так и не смогли. - Это даже хорошо, - сказал потом Сотник, - а-то при посадке тебя пришлось бы туда снова впихивать. Но Тэкс так не считал, по нему это сразу было видно. Тэкс давно уже замечал в Петре Васильевиче некоторые странности и отклонения от поведения нормальных людей, к которым он, конечно, относил, в первую очередь, себя. И если раньше он начал бы спорить с командиром и доказывать свою точку зрения, то сейчас он просто помалкивал - с ненормальными связываться опасно. Тем более, что он знал, как в Сотнике, в случае чего, могло рваться и мычать. Петр Васильевич решил тут же садиться на ближайшую планету, чтобы выгрузить этого "зайца", то есть корову. О том, откуда она взялась посреди открытого космоса, они даже не пытались думать, Ведь думать можно только о том, что знаешь хотя бы наполовину! А тут Они даже не могли начать соображать. Не было, не было, и вдруг сразу - целая корова! Не могла же она запрыгнуть в иллюминатор с проносящегося мимо метеорита, затем вставить стекло и прижать к нему Сотника. Да так, что никто ничего не заметил! Чушь, Конечно, чушь! Уж ктокто, а Сотник бы обязательно заметил, как она вставляет стекло. Это понимал даже Бэримор. Он, правда. Чтоб не уронить своей акакдемической репутации, попытался выдвинуть какую-то теорию с десятком формул, заранее зная, что тут в формулах никто ничего не понимает. Особенно Петр Васильевич. Но Сотник так гаркнул: "Ерунда!", что Бэримор сразу понял, что - да, действительно, ерунда, и пошел дожаривать картошку. На космодроме их уже ждали со специальной машиной для коров, видно там уже привыкли к тому, что незнакомые корабли привозят им коров. Но еще не было директора молочной фермы, который, как сказали Петру Васильевичу в космопорте, должен был ее принять. Петр Васильевич, вернувшись, сел мрачно на трап и принялся ожесточенно грызть соломинку, благо соломы везде валялось предостаточно. Радоваться ему, конечно, было не от чего. Жучков он не нашел. Экипаж от него практически отказался, разве что - не бунтовал. Времени еще чуть-чуть остается только на обратную дорогу. А тут еще из-за этой коровы здесь торчать ! Бэримор в это время деловито осмтривал внешние части "Перуна", поскольку, по старой памяти, выполнял еще и обязанности механика, то есть следил, чтобы важные детали корабля были в порядке. Наконец к "Перуну" подрулил флаер на воздушной подушке и оттуда выскочил толстяк в белом халате. Видимо, это и был директор. - Чернушечка! Чернушечка! - сходу завопил он, непонятно, к кому обращаясь. То ли к Сотнику, то ли - к Бэримору. Корова ведь была внутри. - Чернушечка у вас? - наконец выжал из себя директор. Казалось, он сейчас зарыдает. Сотник неодобрительно смотрел на толстячка. Он не любил, когда взрослые люди начинали плакать. - Чернушка? - переспросил его Сотник. - А почему не Рыжик или Сивый Нос? Она же вся белая! Но толстяк не ответил на вопрос, он был слишком поглощен своим горем. - Пропала Чернушка! Остальных-то вернули, а Чернушку - нет! - И он довольно нахально прошел мимо Сотника в корабль. - Чернушечка! Коровушка-а! Да как же это так? Да на кого ж ты меня оставила? - Когда он увидел зажатую корову, то чуть не ударился в истерику: - Бедная моя! - надрывался он. - За что же тебя обидели? Злодеи-басурманы! - По-моему обидели все-таки нас, - наконец проронил Тэкс, у которого от долгого сидения затекли ноги. - Неприлично. Вы бы хоть коровы постеснялись. Вам животное вернули, а вы еще "басурманами" обзываетесь. Толстячок опомнился и прижал руки к груди. - Ой, не ругайте меня! Пожалейте! Целую ночь не спал - думал все: как же так? Пропала ведб! - Слушайте, - не выдержал Сотник, - Забирайте свою корову и спите сколько влезет. А у нас дела. Но директор фермы на все отвечал одним: - А она голодная-холодная, брошенная! Наверное, очень коров любил. |
