Выйдя на улицу, Муха с Боцманом, не сговариваясь, рассмеялись. Еще час назад жизнь казалась им отвратительнейшей штукой, а теперь... Теперь они почти богачи: и на камеры слежения, и на «жучки» хватит, да еще и на халву останется.

– Не похож он на «нового русского», – задумчиво произнес Боцман. – Скорее, рассеянный профессор.

– Это стереотипы. Не все «новые русские» носят золотые цепи и держат пальцы «веером», – возразил Муха. – Нетипичный представитель.

– Нетипичный так нетипичный. Пускай будет так, – согласился Боцман.

3. ПАСТУХОВ

Давно я уже не видел своих парней. Все‑таки мирная жизнь определенно расслабляет – последнее дело, которое принесло нам столько хлопот и неприятностей, надолго отбило у всех нас охоту искать приключений на свою задницу. Ребята, конечно, позванивали мне, я им. Обменивались новостями. Я приглашал их в гости, но они не ехали, ссылаясь на занятость. Док пропадал в своей больнице, Артист снова вернулся в театр, а у Мухи с Боцманом было с некоторых пор свое детективное агентство, которое, кроме неприятностей, никаких дивидендов им не приносило. Они‑то, лопухи, думали: стоит дать рекламу в нескольких столичных газетах, как тут же словно из рога изобилия посыплются предложения, крупные заказы, приносящие многотысячные прибыли. Нет‑нет, Муха с Боцманом не были наивными лохами, не знающими жизни, – как раз жизненного опыта у них было через край, просто они не просекли ситуацию на рынке. Весь бизнес уже поделили без них. Кто‑то ушел под «крышу» к ментам и фээсбэшникам, кто‑то к бандитам, а кто‑то нанял себе людей из бывших президентских охранников, которые палят на звук с точностью чемпионов Европы и мира по стендовой стрельбе. Муха же с Боцманом вообразили себя Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном. «Овсянка, сэр!» А того не взяли в расчет, что, если у человека неприятности, он прежде всего обратится к милиции или к бандитам или в крайнем случае поведет расследование сам. У Боцмана с Мухой есть связи на Петровке, есть даже выход на экспертов, которые (естественно, за хорошие деньги) проведут любую экспертизу, но слишком уж не доверяют наши граждане частному сыску. Нет у нас в стране такой традиции. Частный сыск – это у них там, на Западе, а у нас – менты с дубинками и автоматами или бандиты с тем же арсеналом...

Я вздохнул, вспомнив случай, который произошел пять дней назад недалеко от моего дома в Затопине. Случай из ряда вон выходящий, клинический, ужасный... Он заставил меня задуматься о безопасности моих родных и близких и держать заряженное ружье не в кладовке в железном ящике, а под кроватью. Четырнадцать лет назад, когда я, будучи сопливым подростком, играл в «Зарницу» в военно‑спортивных лагерях, в Затопине произошло жестокое и бессмысленное убийство, которое повергло в шок всю деревню.

В те горбачевские времена, как известно, царил сухой закон, магазины со спиртными брались с боем, который часто кончался увечьями, а то и смертью страждущих мужиков; самогон варили все, кому не лень, не только в деревнях, но и в квартирах многоэтажек. Люди, которые отродясь спиртного в рот не брали, запасались водкой, потому что в те времена она была самой «твердой» из всех валют. В общем, смутное было время...

Через два дома от нас жила некая тетя Люба, которая гнала самогон круглосуточно, причем самогон этот был настолько хорош, что за ним приезжали со всех окрестных деревень и даже из района. В избе у нее было что‑то вроде ликероводочного завода: стандартные пол‑литровые бутылки, пробки с «винтом», конвейер... Участковый ее не трогал, потому что сам гужевался в ее «погребах». Любина прибавка была больше самого жалованья милиционера.

В общем, тетя Люба процветала. Ее старший сын Володька по выходным рассекал по деревне на новеньких «Жигулях» – он учился в сельхозакадемии и снимал квартиру в Москве, вернее, мать ему ее снимала.