Изменить размер шрифта - +
Последним, что она запомнила перед тем, как погрузиться в глубокий сон, был Элджин, крепко прижимающий к себе ее теплое тело и развязывающий аккуратный бантик на ночной рубашке жены. О том, что последовало за тем, можно только догадываться.

 

На следующее утро Мэри проснулась, накинула пеньюар и подошла к балконной двери приветствовать огромный желтый диск солнца, щедро заливавшего своим светом Константинополь почти каждый день. Помещения английского посольства располагались в бывшем здании французского посольского дворца на главной улице Константинополя, там же обосновались и почти все представительства других стран. Мэри глядела на блестящие синие воды Босфора, пролива, разделившего город на две части, на залив Золотой Рог, на Мраморное море. Это прекрасное зрелище открывалось из окон ее любимой комнаты. Она полюбила эти утренние часы и те минуты, что ей удавалось урвать для себя. Устроившись за чаем, молодая женщина не отрываясь смотрела на раскинувшийся за окном город, на высокие башни султанского дворца.

Но вот чай допит, и она направляется во внутренние покои, размышляя о тех делах, что наметила на сегодня. Мэри не сомневалась, что назначила несколько встреч, и решила, что не помешает надеть тот хорошенький чепчик, который она купила в Лондоне перед отъездом. Такие сейчас как раз входят в моду. Куда же он запропастился? Может, она не станет беспокоить Мастерман и попробует отыскать его сама? Мэри прошла в гардеробную, смежную с ее спальней, и распахнула высокие дверцы шкафа. И тут же ее обоняния коснулся незнакомый запах, так же незнакома была и одежда, висевшая на плечиках.

— Ох, что это я? — воскликнула она.

Не в первый уже раз она нечаянно посягает на брошенное прежним владельцем, французским послом, имущество. Он еще так недавно обитал здесь, жил в этих же комнатах, а теперь брошен в Йедикюль, страшную семибашенную крепость-темницу.

— Надо велеть слугам упаковать все принадлежности наших предшественников и вынести прочь, — обратилась она к вошедшему мужу. — Мне так неприятна мысль о том, что французские дипломаты томятся в турецкой тюрьме.

— Не думай об этом, Мэри. Обещаю, что непременно обращусь к великому визирю и попрошу, чтоб обращение с ними было самым гуманным. Ибо, разумеется, они порядочные люди и всего лишь пали жертвой политики Наполеона, который даже не знает, что надо поддерживать честь своей страны.

Конечно, ее Элджин не свободен от недостатков, но Мэри видела его идеализм, стремление всегда поступать справедливо и любила в нем эти качества.

— Но подумай только, стоило б измениться политическому климату, и эти французы обитали бы в своем дворце, а мы с тобой могли томиться в узилище.

— Чепуха, Мэри. К счастью для нас, в Англии нет такого Буонапарте, который может повести страну дорогой страданий. Во всяком случае, ты поступила совершенно правильно, заведя в этом дворце наши порядки. И теперь никто не назовет французов единственными законодателями вкуса, увидев чудеса моей Полл.

— Я таким образом старалась избавить наше жилье от призраков предыдущих обитателей.

Мэри уже потратила почти две тысячи фунтов своих денег на обстановку как в тех покоях, что они делили с Элджином, так и в тех, где размещались сотрудники посольства. Она знала, какое значение имеет удобство жилья для ее мужа — как и для любого человека, — и хотела дать и ему, и его подчиненным возможность хорошо и плодотворно трудиться. При этом от души надеялась, что ее родители, увидев сумму, проставленную в счетах, разделят стремления дочери. Если же они отвергнут необходимость оплачивать питание шестидесяти ртов по три раза в день, как и необходимость тратить средства на развлечения многочисленных готтентотов-гостей, то окажутся единомышленниками правительства его величества, отказывающегося оплачивать настоящую стоимость расходов на содержание посольств за границей.

Быстрый переход