— Хорошо, что олигарх повелел издать наши книги, — говорил он сейчас Регине. — Надеюсь, будет же нам от них какой–то навар?

Регина его охладила:

— Во–первых, неизвестно, когда издадут наши книги. А во- вторых, я не очень–то на них и надеюсь. Тот чиновник, которого олигарх назначил нам в редакторы, непременно из демократов; он как прочтет твой роман, так и позеленеет от злости; увидит, какой шиш ты суешь им под нос. А от моих детских прок невелик. Сами издадут и сами же будут продавать. Сейчас время такое: писателей голодом вымаривают. Мне ли тебе говорить об этом.

Олег хотя и завтракал недавно в ресторане, но фруктов там не ел и сейчас с наслаждением поглощал клубнику, которую в этом году он еще не пробовал. Но особенно налегал на фрукты Аркадий. Он без церемоний накладывал себе в тарелку, оставляя для других самую малость. И Регина, боясь, что муженек сожрет и все остальное, положила в тарелку Трофимыча и клубнику, и абрикосы. Олег заметил ее недовольство мужем и пожалел, что купил мало фруктов. В силу своей деликатности и еще каких–то самому ему непонятных свойств собственного характера, он не хотел привлекать к себе внимания большой тратой денег. Знал, что люди настораживаются при виде богачей. И это явление считал нормальным. Русские совестливы, и мошенника среди них встретишь редко, здесь же он находился в обществе знаменитых писателей, — они–то уж, конечно, являют собой образец порядочности и моральной чистоты.

Аркадий узнал, что племянник Трофимыча несколько лет жил в Америке, и все время порывался завести разговор: как там и почему он в Штатах не закрепился. Аркадий относился к тому роду людей, которые Америку считают раем земным и готовы были всех в этом убеждать. Расправившись с клубникой, он через весь стол обратился к Олегу:

— Вы, надо полагать, поправили там свои денежные дела, но, как мне сказал Трофимыч, вернулись на Родину навсегда?

— Да, я больше из России никуда не поеду. Там, вдалеке от Родины, меня тоска заедает.

— О! Это мне странно слышать: быть в Америке и еще тосковать по ком–то.

— Я ни по ком–то тосковал, а по Родине.

— А если не секрет, вы там где работали?

— На военной базе в космической лаборатории.

— О! Секретная лаборатория! Это, наверное, большие деньги. Можно себе представить!

— Да уж, платили мне хорошо. И все–таки, считал дни до того момента, когда самолет поднимет меня в воздух и я полечу на Родину. И вот я здесь, среди вас. И очень этому рад.

— А эта машина, что стоит у гаража — она ваша?

— Да, я только сегодня ее купил.

— А скажите мне, если уж зашел такой интересный разговор, — продолжал Аркадий, — там все наши русские люди зарабатывают так хорошо?

— Русских людей я там почти не видел; туда едут от нас одни евреи. Они получают Толстовскую стипендию да какие–то пособия из фондов помощи эмигрантам, но, как мне рассказывали два приятеля, этих денег им хватает на нищенское пропитание. Многие из них потом устраиваются, но большинство, как и я, тоскуют по России и хотели бы снова сюда вернуться.

— Но позвольте! — воскликнул Халиф. — Не надо меня считать слишком любопытным, но можно мне сказать…

— Аркадий! — прикрикнула Регина. — Это переходит всякие рамки!..

Олег попытался его защитить, но тут лежащий перед ним на столе сотовый телефон затрещал точно кузнечик. Он извинился и вышел на веранду. Звонил Старрок:

— Не хочу знать, где вы, как устроились — вы сказали, не надо это никому знать, я и не желаю знать. Вы только скажите: не нужно ли вам чего? Когда будет нужно, вы мне позвоните.