Денис уже привык этому, как привык и к тому, что люди целуют пожарным руки после того, как они отстояли от огня чей-либо дом или выкатили из пылающего гаража «Жигуль», не обращая внимания на то, что на них самих горят боёвки. Вот тогда в людях моментально просыпалось чувство благодарности. Посмотрев на часы, было без трёх минут час ночи, он спросил:

- Мужики, кто-нибудь запомнил, во сколько мы выехали?

Ему ответил Иван Богданов:

- В двенадцать ноль семь, Дэн. Так что мыть рукава будет второй караул, а нам только и нужно, что высушить твою и Славкину боёвки. До трусов промок или как?

Славка сердито проворчал вместо Дениса:

- До самых носок, Петрович. Гадство, к тому же я спину потянул, чувствую, что если лягу, то хрен встану.

- Ничего, сейчас пролезешь раз десять под столом, мигом вылечишься! — Громко смеясь воскликнул Иван Петрович Богданов по прозвищу Молокан, да, он и был молоканской веры.

Денис усмехнулся. Вместо того, чтобы спать, как это полагается всем порядочным пожарным, его друзья до утра резались в домино, словно стараясь тем самым опровергнуть суть того графика, по которому работала пожарная охрана — сутки спишь, трое отдыхаешь. Была середина декабря, но зима свирепствовала вот уже почти полтора месяца, начиная с ноябрьских праздников, и была не только на редкость снежной, но и морозной. Почти, как в сорок первом, за восемь лет до рождения Дениса. За это время им пришлось уже раз тридцать выезжать на тушение пожаров, делая по пять, шесть выездов за дежурство и то, что сегодня они весь день валяли дурака и выехали на тушение за полночь, уже можно было считать очень большой удачей. По такой погоде, когда народ в промзоне грелся, чем только мог, а потому вовсю полыхали не только бытовки, но и цеха, это было редкостью.

Денис в первой половине дня и вечером выспался, а потому, вернувшись в часть и первым делом проверив, как его отделение снарядило ход, отправился в сушилку. Рукава они привезли хотя и мокрые, точнее обледенелые, но всё же чистые, а потому их сразу же повесили для просушки. Забросив свои вещи на радиаторы системы отопления в сушилке, он не стал подниматься в кубрик, как Славка, хотя у него и имелся в стальном шкафу чистый комплект обмундирования, причём зимнего. В нём он собирался отправиться завтра с утра посёлок Майский, чтобы заранее договориться с председателем колхоза относительно места под их с Пашкой пасеку. Ну, а поскольку его «Газик» был с тентованным верхом, латанным-перелатанным, то одеться следовало потеплее, иначе никакая печка не спасёт.

Форма и боёвки высохли быстро, минут за сорок. Он оделся, взял своё и Славкино барахло, и отправился в кубрик. Славка с Михеем, как раз вылезали из-под стола под дружный стук по нему кулаками. Денис бросил Славкины вещи на топчан, аккуратно сложил на табурете боёвку и, не снимая ещё горячих сапог, завалился спать. Уснул он быстро, но проснулся ещё быстрее и снова от оглашенного звона, хотя перед этим ему вроде бы послышался какой-то хлопок. Через десять секунд он уже бежал к окошку диспетчерской, но не добежал до неё, так как увидел через узкие, высокие оконца по краям ворот гаража, яркое пламя и даже удивился тому, как быстро оно разгоралось. Спускаясь по старинному, ещё дореволюционному медному шесту, он видел полутёмный гараж, а сейчас и лампы зажигать не было никакой нужды. Его озаряло пламя нешуточного пожарища. Денис не выдержал, громко и громко выматерился:

- Пипец! Не мы на пожар отправились, мужики, а он сам к нам приехал! Мужики, слушай меня внимательно! Назин, дуй на своём «Урале» на водоём, да, не на маленький, а на пятитысячник.