Уилсон приподнял одну бровь, улыбнулся натянутой улыбкой и положил свой карандаш.

– Нейт, это интересная версия и, должен признаться, мне кое-что из того, что вы рассказали, не было известно, но вы совершенно игнорируете и упускаете решающие доказательства, собранные против Бруно Хауптмана.

Я засмеялся.

– Боже, Фрэнк. Мне даже говорить об этом не хочется. Я никогда еще не сталкивался с такой бесстыдной фабрикацией и фальсификацией доказательств... или с таким количеством лгущих свидетелей, начиная от Кондона и до Уайтида, Хокмута и самого Линдберга.

– Вы называете Линдберга лгуном?

– Да. Я думаю, ко лжи его склонили полицейские, заверившие его, что Хауптман виновен. Вы когда-нибудь заверяли Слима в этом, Фрэнк?

Уилсон промолчал.

– Я не хочу сказать, что имел место какой-то крупный заговор полицейских, ставящий целью сфабриковать обвинение против Хауптмана. Я даже не думаю, что его ложного обвинения добивалась Команда. Хауптман стал козлом отпущения, потому что был приятелем и деловым партнером Фиша. И затем независимо действующие друг от друга силы расположились таким образом, что сделали его наиболее подходящей фигурой для этой роли. Вы знаете, как рассуждают нерадивые копы типа Шварцкопфа и Уэлча? Обладая минимальным количеством доказательств, они сосредоточиваются на подозреваемом и начинают кое-что подтасовывать, кое о чем лгать, о чем-то умалчивать. Свидетелям они внушают, что те дают показания против виновного человека, и свидетели им верят. И поэтому в обычной жизни честный человек, желая, чтобы виновного постигла справедливая кара, иногда ради того, чтобы на какое-то время стать знаменитостью, а то и просто ради денежного вознаграждения незначительно отклоняется от истины, слегка искажает факты... В конце концов, что страшного в небольшом приукрашивании, если обвиняемый наверняка виновен? Поэтому коп подделывает доказательство с лестницей, кассир кинотеатра делает фиктивное опознание обвиняемого, а обвинитель замалчивает содержание писем и бухгалтерских книг, подтверждающих слова Хауптмана о Фише, и так далее и тому подобное.

Он нахмурился:

– Вы подвергаете сомнению репутацию многих государственных должностных лиц и добропорядочных граждан.

– Нет, я не подвергаю сомнению их репутацию, потому что в том, что я сказал, нет никаких сомнений. Хауптмана обвинили ложно; он был простой плотник-немец, который в силу сложившихся обстоятельств оказался подходящей фигурой для этой роли. Я все-таки думаю, что Команда приложила к этому руку. Например, Камера смертников Рейли и Сэм Лейбовиц, предложивший Хауптману юридические услуги, были связаны тесными узами с Капоне, как и многие ньюджерсийские и нью-йоркские копы, хотя это вам может не понравиться.

– Вы подвергаете сомнению, – холодно сказал он, – работу, которую провела группа разведки Налогового управления. Боже, Геллер, ведь это же мы посадили Капоне. Неужели вы думаете, что влияние Команды простирается до...

– Нет. Поэтому я и пришел к вам. Во всяком случае, это одна из причин, почему я пришел к вам.

У вас достаточно людей и опыта, чтобы проверить мою информацию и мой сценарий. Вы можете сделать это за короткое время, что необходимо, если мы хотим спасти Хауптмана от электрического стула. И конечно же, Фрэнк, вам должно это понравиться – вы можете снова надолго упрятать Капоне за решетку.