Он поднял подбородок и внимательно посмотрел на меня.

– Вы посадили его, но лишь на время. Через несколько лет он освободится. Вы только представьте, его же можно будет обвинить в убийстве и похищении ребенка с целью выкупа. Вы только подумайте, вы сможете возложить на него ответственность за похищение сына Линдберга. Вы станете более знаменитым, чем Джон Эдгар Гувер.

– Я не стремлюсь к славе, Геллер.

Может, и так, но он делал все возможное, чтобы карабкаться по бюрократической лестнице.

– Но разве вам не будет приятно наконец разрешить это дело?

– Геллер, это дело уже разрешено.

– Фрэнк, как вы можете после того, что я вам рассказал...

– Послушайте, – резко сказал он, – большинство людей, о которых вы говорите, умерли. Фиш, Хессел, Гринберг, Вайолет Шарп, Оливер Уэйтли...

– Жена Уэйтли, Элси, находится в Великобритании; она могла быть косвенно замешанной в этом похищении. Допросите ее!

– Геллер, ее тоже нет в живых.

– Что? Что... при каких обстоятельствах это произошло?

– Я не знаю точно, – он пожал плечами. – Насколько мне известно, она умерла естественной смертью.

– Боже мой! Вы можете это выяснить! Эта цепь смертей не кажется вам подозрительной?

Он медленно покачал головой:

– Если Хауптман в последнюю минуту не назовет своих сообщников, то мы едва ли сможем выяснить еще что-нибудь, даже если осталось, что выяснять. Слишком многих свидетелей уже нет в живых. Остались только сомнительные личности типа Минза, Уэндела, Джефси, супруг Маринелли. Они могут только ввести нас в заблуждение.

Я наклонился вперед и положил руку на его стол.

– Вы один из немногих людей на этой земле, Фрэнк, кто может взять трубку, возобновить расследование и спасти Хауптману жизнь.

Он пожал плечами:

– Я не хочу спасать Хауптману жизнь. Если даже ваш сценарий правильный, хотя мне он кажется неестественным и нереальным, я все равно считаю Хауптмана главным участником похищения, сообщником Фиша. Я совершенно не сомневаюсь в этом, Геллер: Хауптман виновен на сто процентов. Он уже совершал преступления в Германии, и я уверен, что он один из самых закоренелых и жестоких преступников, с которыми мне приходилось сталкиваться.

Я молча смотрел на него.

– Позвольте, я прочитаю вам кое-что, – сказал он, повернулся и снял со стены фотографию Линдберга. С печальной и гордой улыбкой он прочитал: – «Фрэнку Уилсону – если бы вы не взялись за это дело, ребята, Хауптман никогда бы не попал под суд. Ваша организация заслуживает самой высокой похвалы за его задержание».

Я встал.

– Понятно, Фрэнк, только эта надписанная фотография не имеет ничего общего с правдой.

Он бросил на меня жесткий взгляд и быстро повесил фотографию обратно на стену; она криво повисла на гвозде, но он этого не заметил.

– Геллер, я вас внимательно выслушал, а сейчас извините, но мне нужно заниматься серьезной работой.

Я наклонился над его столом.

– Позвольте, я только спрошу вас о чем-то. Только один вопрос. Вы занимались делом Боба Конроя, не так ли? Вы и лейтенант Финн из Манхэттена. Вы были на месте преступления? Там, где произошло это двойное убийство?

Он кивнул.

– Тогда, пожалуйста, скажите, Фрэнк, что вы учуяли? Мне ничего неизвестно об этом деле, но это «самоубийство» кажется мне подозрительным. Сдается мне, это работа Капоне и Рикки.

– Хотите посмотреть досье? – спросил он и начал рыться в груде бумажных папок.