— И ты можешь спокойно к этому относиться? — спросил Фрада. — Ты столько обычаев переиначил…

— Не я один, — напомнил ему Абивард. — Шарбараз, Царь Царей, поступает с нашей сестрой так же, как я со своей женой. А сколько обычаев было разбито позапрошлым летом вместе с нашим войском? Я пытался сделать изменения небольшими и разумными. Честное слово, я думаю, что отец не стал бы возражать.

Фрада задумался, а потом нехотя кивнул:

— Возможно, ты и прав. Отец… Не скажу, что он часто нарушал обычаи, но никогда не относился к ним так серьезно, как, например, мать.

— Хорошо сказано. — Абивард кивнул в ответ. — Когда мог, он действовал в рамках обычая, но вряд ли он позволил бы обычаю сковывать себя, если бы нужно было добиться чего-то.

— Хм. Если уж ты так ставишь вопрос, братец, то скажи, чего ты добьешься, выпустив Рошнани с женской половины? — Вид у Фрады был самодовольный, будто он не сомневался, что нашел вопрос, на который Абивард ответить не сможет.

Но Абивард ответил:

— Во-первых, она будет охотнее делиться со мной своими советами, а они сослужили мне — да и всему Макурану — очень неплохую службу во время войны. К тому же ее советы будут только лучше, если она сможет все увидеть своими глазами, а не услышит из вторых рук. А самое главное, это дает ей счастье, а это, как ты сам убедишься, когда женишься, — вещь немаловажная. — Он в упор посмотрел на Фраду.

Брат сказал:

— Если это вещь немаловажная, то почему ты ставишь ее в конец своего списка аргументов, а не в начало? Нет, не отвечай. Я знаю почему — чтобы другие аргументы выглядели внушительнее.

— И что, если так? — со смехом сказал Абивард и положил руку брату на плечо. — Ты подрос за этот год. Когда я уходил на войну, ты и не подумал бы обратить внимание на то, как построен аргумент.

— С тех пор я их столько выслушал — ведь пока ты воевал, мне приходилось разбираться за тебя со всеми делами. — Фрада завращал глазами. — Господи, столько народу пичкало меня своим враньем — я и вообразить такого не мог. У некоторых совсем стыда нет, готовы что угодно сказать, если только за этим померещился блеск аркета.

— Не скажу, что ты не прав, потому что, по-моему, ты как раз прав. Что побудило Смердиса пойти на преступление? Да только то, что ему привиделся блеск аркета. — И не одного, — прибавил Фрада.

— Ну да, — согласился Абивард. — Но его жадность была порождена тем же, что и жадность всех прочих. — Он искоса посмотрел на Фраду:

— И много лжи ты проглотил?

— Брось меня в Бездну, если я знаю; как мне было отличить ложь от правды? — ответил Фрада и, помедлив мгновение, добавил:

— Но с каждым месяцем все меньше. Во всяком случае, я к этому стремился.

— Да, к этому стоит стремиться, — согласился Абивард.

Он посмотрел поверх парапета на север, на реку Век-Руд. Орошаемые ганатами поля придавали земле, примыкающей к реке, вид золотисто-зеленого ковра; за рекой в кустарнике паслись стада. Абивард глубоко вздохнул.

— Ты что? — спросил Фрада.

— Два года назад я стоял на этом самом месте и смотрел на реку, а отец поднялся на стену и сказал, что видессийцы раздают золото хаморам, чтобы склонить их к войне с нами, — сказал Абивард. — А дальше было все, что было.

— И мир стал другим, — сказал Фрада.