У меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, о чем просит меня Элейн. Что я должен сделать. И подсказала, как. Я слышу ее. И моя дочь тоже сможет услышать меня.

Я знаю, как помочь тебе, Аспис. Я покажу тебе…— мысленно говорю я девочке, поймав невинный изучающий взгляд дочери.

И в огненных зрачках мелькает любопытство. Сознание детей Богов построено иначе, они должны уметь защищать себя с самого момента зачатия и обладают разумом уже в младенческом возрасте. Мне не нужно говорить ей. Достаточно послать образ.

Сах не видит во мне никакой угрозы и спокойно поднимается по ступеням к алтарю. С его длинного развивающего черного одеяния стекают смоляные капли, оставляя на камне выеденные пятна. Фелика опускает золотые крылья, закрывая ими Αспис, когда Сах приближается на расстояние вытянутой руки.

— Тебе придется сначала убить меня, — взлетев пo ступням, я хватаю Темного Бога за плечо, и моя кожа обугливается от соприкосновения с одеянием Саха. Сжимая руки в кулаки, я сталкиваю его со ступеней, но он рассеивается на миллион черных частиц до того, как его тело достигает пола и снова возникает за моей спиной.

— Глупец, неужели ты всерьез считаешь, что сможешь одержать верх надо мной? — яростный рокот сотрясает воздух, и, поворачиваясь, я натыкаюсь на горящий красный взгляд отца. — Ты никогда не был достоин моего величия.

Он заносит руку с кинжалом над моей грудью, которую я перехватываю в последний момент. Ледяное дыхание смерти проникает под мою кожу, но он не увидит моего страха. Только ненависть. Сах оглушительно смеется, отшвыривая меня в сторону. Растворяется в пространстве, и возникает передо мной, когда я быстро встаю на ноги.

— Глупец. Мальчишка. — Смеется Сах. — Ты никогда не был способен остановить меня.

Я отступаю назад, но он приближается, глядя на меня черными глазницами, внутри которых пылают красным огнем мертвые глаза. Никаких эмоций не отражается на его лице в тот момент, когда он вонзает кинжал в мою грудь, проворачивая его в ране несколько раз. Он почти с любопытством и даже алчной жаждой всматривается в мои черты, ища в них боль или страх, намереваясь напитаться моими эмоциями. Я улыбаюсь сквозь раздирающую боль. Вспыхнувшая во мне ярость и ненависть наполняют меня необходимой для последнего удара силой. Я хватаю Саха за полы его oдеяния и отталкиваю к мерцающим Зеркалам Креона. Неожидающий столь яростного нападения, Сах с долей любопытства взирает на меня.

— Я — нет, — шатаясь, но все еще удерживаясь на ногах, я надвигаюсь на него. Сах изумленно взирает на меня, пытаясь сделать ответный удар, но у него ничего не выходит. Один из лучей, направленных на Аспис, перемещается на него, парализуя его тело, ослепляя и оставляя oжоги на черной коже. — А она, — мой взгляд встречается с аметистовыми глазами дочери. — Она сможет… остановить тебя.

Я вырываю кинжал из его руки и вытираю лезвие о свою одежду. Я уже почти не чувствую своего тела, только пульсацию в районе глубокой смертельной рaны, из которой густыми потоками вытекает кровь, заливая пол вокруг меня.

— Сын не посмеет поднять руку на своего отца, — повторяет он слова, сказанные в самом начале.

— Нет, — качаю головой, собирая последние силы, рывком толкаю Саха в первые Врата Креона. Луч исчезает в закручивающейся ворoнке и гаснет. Вся поверхность врат чернеет, застывая и покрываясь инеем.

Первый узник Гамуса. Саху придется по вкусу его новая паства. Или он ей.

— Он не сможет вернуться? — разминая занемевшие конечности, спрашивает «ожившая» Менела. Вторая просто ошарашено хлопает глазами, не веря собственной удаче.

— Вы пережили апокалипсис, рождение Богини и явление Саха, — выдыхаю я, опираясь на каменную колонну, свободной рукой зажимая открытую рану.