|
Где-то посреди дороги откровений я наткнулась на страшную правду, которая окатила меня с головы до ног, точно ледяной дождь. Некоторое время, пока у меня еще были силы, я куталась в промасленный плащ, и тяжелые, жуткие капли скатывались с его поверхности. Мне удалось на время изгнать свои подозрения, когда Жиль сказал, что никогда не сделал бы ничего подобного. Почему я ему поверила? По той же причине, по которой он убивал, – он хотел убивать, и у него была такая возможность. Я хотела верить, и он мне ее предоставил. Мы молча спускались по лестнице, а когда вышли во двор, я сказала: – Спасибо за то, что пытались меня защитить, но, узнав правду, я сумела освободиться от ее тяжести. Я столько лет несла в себе сомнения насчет того, что случилось с Мишелем. Боюсь, теперь, когда я рассталась с этим грузом, мне будет его не хватать. Там, где когда-то была надежда, появится пустота. – Вы найдете, чем заполнить пустоту, – сказал он и нежно убрал выбившиеся пряди моих волос под белый покров.– Мы постараемся вас занять, уж можете не сомневаться. Жан, видимо, уже пришел в себя и присоединился к делегации, с которой сюда приехал, потому что в комнате его не оказалось. – Я понятия не имею, сколько сейчас времени, – сказала я и без сил опустилась на кровать.– В жизни так страшно не уставала. Наверное, я буду очень долго спать. Но прежде, умоляю вас, откройте мне, что вы сказали милорду, когда вошли к нему? – Сейчас не время обсуждать подобные вещи. – Ваше преосвященство, пожалуйста, сейчас самый подходящий момент. Одной рукой он потянулся к двери и закрыл ее, а потом осторожно опустился на мой маленький стул. Он тут же увидел синее платье, но ничего не сказал. – Я заключил с ним соглашение. Завтра милорд сделает новое признание. Он расскажет, что начал совершать свои преступления в юности, а не в тот год, когда умер его дед. Жиль де Ре имел полное право сказать все, что он пожелает, завтра; это право он уже получил, и оно не могло быть у него отнято. Это будет для него последним шансом обратиться к представителям Господа, чтобы объяснить свои поступки. – И он ничего не скажет про убийство Мишеля. – Нет, но, если хотите, я могу потребовать, чтобы он в этом признался. – Нет, – тихо ответила я.– Выслушать все это снова я не смогу. Но вы там были какое-то время. Наверняка вы говорили о чем-то еще. – Мы договорились кое о чем еще, но сейчас это не имеет значения, и вам не стоит беспокоиться.– Он встал, пожалуй, слишком резко.– Я оставляю вас с вашими снами. Спокойной ночи. – Спокойной ночи, мой епископ. Я осталась наедине с горькой правдой. Прежде чем лечь в кровать, я сняла все, что на мне было надето: облачение, рубашку, даже золотую цепочку, висевшую на шее. Мне хотелось выглядеть так, как в тот момент, когда я появилась на свет, без украшений и прочих глупостей, – я рассчитывала, что таким способом мне удастся представить себе, что меня не коснулись земные печали. Но ничего у меня не получилось. Сознание не позволило. Мне снились неописуемо темные сны. Я несколько раз просыпалась в поту, когда передо мной всплывало обезглавленное тело моего сына. Он звал меня и бежал за мной, я от него убегала, а в следующем сне мы менялись местами. Я видела его блестящие от крови внутренности, потом он о них спотыкался, терял равновесие и катился вниз по склону к берегу ручья неподалеку от дубовой рощи, и оставался на земле, корчась от боли. В другом коротеньком сне я держала в руках его голову, но остального тела не было видно. Мы стояли около могилы, наверное, Этьена, и из его безжизненных глаз катились слезы. Из моих тоже. Когда я проснулась, подушка моя была мокрой, а глаза опухли от слез. |
