Ему словно ввели под кожу тысячу фунтов теплого воска, безболезненно вытесняя его самого сквозь поры.

"Ага! Попался, похититель тел!" - пронзительно крикнули ему в оба уха, не издавая ни звука.

- Эй, погодите! - крикнул О'Лири. - Может, обсудим все это?

"Нечего ждать! Вон! Вон!"

На мгновение О'Лири заметил мстительное лицо, то самое лицо, которое он видел в зеркале кабинета Белариуса. Оно свирепо взирало на него. Потом он поплыл в пустоту.

- Подождите! Помогите! Мне нужно передать Никодеусу!

"Пусть я не выберусь из преддверия Ада, если тебе удастся..." - слабо донеслось до Лафайета.

- Раунчини! Не покидайте меня здесь! Мне нужно попасть...

"Откуда... - слабо донесся удаляющийся голос, - откуда вам, известно мое имя..." - Голос пропал. Лафайет закричал, но понял, что не кричит, а каким-то образом передает. Но это он вычислит позднее, когда благополучно вернется домой. Ответа не было, только слабые, жуткие голоса вокруг.

"Сказала ему нет, но вы же знаете, каковы эти мужчины..."

"...упи-тупи-фупи-фум..."

"Девять... восемь... семь..."

- ДОРОГОЙ МАЛЬЧИК! НЕУЖЕЛИ ЭТО ВЫ? Я УЖЕ ПОЧТИ ПОТЕРЯЛ НАДЕЖДУ!

- Помогите! - пронзительно кричал Лафайет. Он теперь кувыркался с головы на ноги, а может, наоборот? Он чувствовал, что ощущение индивидуальности уходит, как растительное масло из разбитого горшка, мысли его слабеют...

- ДЕРЖИСЬ, ПАРЕНЬ... ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО СЕКУНД... НЕ БРОСАЙ КОРАБЛЬ... Нечто неосязаемое окутало, его подобно дыму. Замаячила неясная туманность и схватила, его словно в кулак, из тени. Он ощутил давление, взрыв света, и наступила тьма...

Он лежал на шероховатой жесткой поверхности и ощущал нестерпимый зуд. Он шевельнулся, чтобы почесаться, и обнаружил, что у него связаны колени, а также локти и подбородок. Он с трудом сел. При слабом лунном свете, проникающем сквозь листву над головой, он увидел, что наглухо заключен в клетку из связанных шестов. Он увидел, что лежит на изношенных матрацах с заляпанными драными чехлами. Около него стояла кружка с водой и лежали обглоданные корки хлеба. Он потянул носом. Запахи немытого белья, козьего сыра и дыма костра были, по крайней мере, знакомы.

Ноги и руки болели, спина болела, шея болела.

- Я, наверное, весь в синяках, - проворчал он. - Где я? Что со мной?

Послышались мягкие шаги: приближалась знакомая фигура.

- Гизель! - с облегчением вырвалось у Лафайета. - Как я рад тебя видеть! Выпусти меня отсюда!

Девушка стояла руки в боки и смотрела на него сверху с непонятным выражением лица.

- Зорро? - неуверенно спросила она.

О'Лири тяжело вздохнул:

- Я знаю, что выгляжу как парень по имени Раунчини. Но на самом деле я не Зорро, а тот парень, на которого ты думала, что он Зорро, только я на самом деле был, конечно, О'Лири. Но это я потом объясню.

- Ты уже не думаешь, что ты большая птица? Не пытаешься прыгать с утесов и хлопать руками?

- Что? Я не прыгал с утеса, я упал, и...

Гизель улыбнулась, обернулась и пронзительно свистнула. Ответили голоса. Минутой позже появилась громадная фигура Луппо. Он уставился на О'Лири с видом добермана, ожидающего команды "фас".

- Ты чего свистела? - промычал он. - Он...

- Он сказал, что он - это он, Зорро!

- Я, конечно, я, в своем роде, - отрезал Лафайет. - Но, ах, ладно, все равно. Вы не поймете. Хоть выпустите меня отсюда побыстрее!

- Угу, это он, - подтвердил Луппо.

- Порядок! В таком случае на восходе солнца можно приступать! исступленно крикнула Гизель.

- Эй, послушай, Гизель, уж не собираешься ли ты вновь начать это дело со свадьбой? - забеспокоился Лафайет.

Луппо посмотрел на него, криво улыбнулся, сверкая золотым зубом.