- А теперь, - продолжал Александр, - ты и Жозеф должны рассказать мне,
что было с вами и как вы попали на прииск. Только поподробней! Меня все
интересует. Мы здесь отдохнем еще часок, и никто нас не потревожит.
Дорогой Жозеф, взгляните-ка на неприятельский берег. Оттуда ничего больше
не слышно. Неужели они отказались от преследования? Я бы не возражал...
- Все спокойно, месье Александр, - ответил Жозеф, быстрым взглядом
окинув реку, катившую в невидимую даль свои желтые воды.
- Отлично. Граф, предоставляю вам слово.
- Самое удивительное в моей истории, - начал Альбер де Вильрож, - это
ее простота и полное отсутствие хоть каких-нибудь особенных событий или
случайностей на всем огромном протяжении моего пути. Когда ты исчез, мы с
Жозефом, Зугой и бушменом бросились искать тебя. Его преподобие и мастер
Виль присоединились к нам, это само собой понятно, хотя я должен отдать им
справедливость - они оба вели себя чрезвычайно корректно. И вот однажды мы
неслись на плоту по разбушевавшейся реке. Шел проливной дождь, и наш плот
швыряло, как щепку. И тут со мной сделался приступ лихорадки. Я потерял
сознание и не знаю, сколько времени болел. Очнувшись, я увидел нашего
проводника и бушмена. От плота ничего не осталось. Жозеф, его преподобие и
мастер Виль исчезли. А я не держался на ногах. Малейшее движение вызывало
у меня невероятную слабость. Кроме того, я испытывал страшные боли, они
начинались в затылке и расходились по всей спине. К физическим страданиям
прибавлялась тревога за вас. Так что положение было отчаянное. Мои славные
чернокожие кое-как объяснили мне, что я провел в буйном бреду пять дней и
пять ночей. Потом они смастерили носилки, уложили меня и понесли в
надежде, что мне помогут какие-нибудь кочевники, если только удастся
повстречать их в пустыне. Вы уже, вероятно, заметили, что Зуга очень
толковый и очень сердечный малый. Он ухаживал за мной самым преданнейшим
образом. А в это время бушмен лечил меня методами бушменской медицины. Он
построил крохотный шалашик из ветвей, плотно закрыл его широкими листьями,
придав этому несложному строению форму улья, и оставил в нем боковое
отверстие, через которое я мог просунуть голову. Когда все было готово, он
меня раздел донага и ввел в шалашик. А там тлели сухие ветви и куски
какого-то ароматного дерева и стоял густой дым. Если бы я не высунул
голову, я бы сию же минуту задохнулся. Я отделался длительным копчением, в
результате чего сильно пропотел - пот лил с меня прямо-таки ручьем. Едва я
вышел из этой парильни, как Зуга накинул на меня мою сорочку, которую
предварительно намочил в ледяной воде. Я сразу лишился чувств!
- Да этак они могли тебя просто убить!
- Именно это я и позволил себе заметить моему черному Эскулапу. Но тот
возразил: "Не бойся, вождь. Это прекрасное лечение: так лечился сам Дауд,
когда у него была лихорадка. Прекрасное лечение!" Мне только и оставалось,
что склониться пред авторитетом Ливингстона и дать себя коптить,
массировать, растирать и обливать водой. Но три дня этого варварского
лечения, и я был совершенно здоров. |