|
А когти его впились в несчастного, который не подавал признаков жизни, и словно месили его бесчувственное тело. Альбер, Жозеф и Александр спокойно прицелились. - Пли! - скомандовал Александр. Три выстрела слились в один. Хищник выпрямился во весь свой рост, стал пятиться на задних лапах, как лошадь, поднявшаяся на дыбы, сделал три или четыре шага и свалился. Несмотря на все мольбы проводника, который не без оснований боялся последних судорог агонизировавшего зверя и заклинал их не двигаться с места, они все трое бросились к несчастному, который лежал, распростершись на земле. Покуда Альбер добивал льва, Александр поднял раненого и перенес его к костру. Это был европеец, и в крайне плачевном состоянии. Длинные кровавые полосы пересекали всю его спину, а одна рука, по-видимому пострадавшая от клыков хищника, беспомощно свисала. Несколько капель холодной воды привели его в чувство. Он приоткрыл глаза и тотчас закрыл их, едва бросив растерянный взгляд на своего спасителя. Затем он стал бормотать что-то бессвязное. Странно, его бред не имел никакого отношения к опасности, которой он столь счастливо избежал. Казалось, его терзали воспоминания о каком-то загадочном убийстве, и он все говорил о жертве, о законе Линча, о полиции и об убийцах. - Что нам делать с этим беднягой? - спросил Альбер, хлопоча вокруг раненого. - Я и сам не знаю, - ответил Александр. - С одной стороны, мы не можем взять его с собой: у нас не хватает перевозочных средств и для самих себя, но, с другой стороны, не можем же мы бросить его. - Я того же мнения. По-моему, у него сломана рука. Я постараюсь наложить ему шину. Затем, если только он сможет удержаться, мы посадим его на одну из наших лошадей и доставим на ближайшую станцию. - Но какого черта он здесь таскался, в этом гиблом месте, да еще ночью? - Возможно, он спасался от убийц. Тут какая-то мрачная драма. - А может быть, это преступник, которого мучает совесть? Ибо не надо забывать, что мы там оставили довольно-таки пестренькую публику... Альберу все не удавалось уложить сломанную руку незнакомца в лубки, и он сделал раздраженный жест. Тогда черный проводник сказал ему шепотом: - Слушай меня, вождь, и подожди минутку. Если хочешь, я наложу этому белому перевязку по нашему способу. - Пожалуйста! Мне кажется, что я только напрасно мучаю его. К счастью, он снова потерял сознание. Чернокожий окинул опушку быстрым взглядом, затем, увидев молодое деревце приблизительно такой же толщины, как сломанная рука незнакомца, сделал на коре несколько продольных надрезов и весьма умело содрал ее. Затем он обложил корой раненую руку и перевязал гибкой лианой. Наложение этого простого и остроумного аппарата, весьма сходного с шиной, какими широко пользуются наши хирурги, принесло пострадавшему немедленное облегчение. Он зашевелился, попросил пить, жадно сделал несколько глотков и сразу глубоко заснул. |
