Туземцы, отяжелевшие
от огромного количества только что съеденного мяса, спали глубоким сном и,
проснувшись, еле могли двигаться.
Один только проводник сохранял хладнокровие. Покуда трое европейцев
брались за оружие и делали это с тем спокойствием, какое присуще подлинным
храбрецам, проводник, дитя природы, старался проникнуть взглядом в густые
заросли, которые едва освещала луна, затянутая белыми облаками. Наступило
несколько секунд покоя, затем в тишине ночи раздался трепещущий звук,
точно вырвавшийся из металлического горла, - как если бы хищный зверь,
потревоженный в своем царственном одиночество, поднял свой голос, полный
недоумения и гнева. Затем этот шумный раскат перешел в глухое, прерывистое
рычанье, от которого стали дрожать листья и которое оглушило наших не
столь испугавшихся, сколь заинтригованных европейцев.
- Лев... или страус, - сказал черный проводник на своем ломаном
английском языке.
- Как это - страус? - с недоумением спросил Александр. - Разве это
страус?
Его прервал неописуемый шум. В непроходимых зарослях поднялась буря
звуков. Только что слышанный вопль был для нее как бы сигналом. Она
прокатилась по берегу и, подобно отдаленному грому, замерла над рекой.
Сила этих дьявольских звуков была такова, как если бы на полной скорости
промчался поезд. Эти ужасные голоса доносились справа и слева, и
путешественники понимали, что невидимые музыканты расположились вокруг
всего их бивуака. Нетрудно было догадаться, что их много.
Наконец послышались крики на высокой ноте, похожие на пронзительные
звуки фанфар и всех прочих медных инструментов.
- Это не страус! - крикнул проводник Александру в самое ухо. - Это лев!
- Почему?
- Я слышу шакала. Он вышел на охоту для льва.
- Невозможно, чтобы один-единственный лев поднял такой шум. Их, должно
быть, не меньше полудюжины.
- Ты прав. Но тех привлекает бельтонг, который провяливается на
деревьях, а также запах жаркого из слоновьей ноги, которое тушится в ямке.
- Но тот лев, о котором ты говоришь...
- Он вожак. Он великий лев, и он ест только живую добычу. Сейчас он
преследует газель или буйвола. Шакал ведет его по следу, как охотничья
собака.
- А мы что будем делать в это время?
- Ничего. Нам ничто не грозит. На нас львы не нападут. Они слишком
боятся человека, в особенности белого человека.
- Ты меня удивляешь. Но это не важно. Все-таки неприятно, когда тебя
разбудят этаким манером. Если бы я мог различить в темноте хоть одного из
этих крикунов, я бы с радостью послал ему пулю восьмого калибра - просто
чтобы заставить его с минутку помолчать.
- На, смотри!..
Облака, закрывавшие луну, разошлись, и ночное светило залило лесную
лужайку ярким, почти дневным светом. Молодой человек отчетливо увидел в
тридцати шагах от себя резко очерченную черную, неподвижную, как пень,
массу и узнал в ней льва, величественно сидящего на задних лапах. |