– Дать тебе мой платок, снабженный чарами благоухания? – галантно спросил Сорген.
– Да нет… у меня свой есть, только искать надо, – буркнула Хейла и отвернулась. Кажется, она была не расположена к болтовне.
Тем временем коридор окончился. За ним находилась громадная комната стражи с большим очагом посередине. На огне жарили баранью тушу, на широких лавках в ворохах шкур спали похожие на животных воины, устрашающе грязные и лохматые. За столами сидели их соратники, с чавканьем пожиравшие пищу и запивавшие ее брагой. Здесь царствовали запахи немытых с рождения тел и сгоревшего сала… Как можно быстрее пришедшие постарались миновать это помещение. Рогез торопился и подгонял своим волшебным светильником провожатых.
Следующим был сумрачный зал, в котором пахло всего лишь затхлостью. Стены и потолок терялись в мутной темноте, у стен стояли многочисленные скамьи.
– Сидите здесь! – велели тысячники и отошли в сторонку. У них тут же завязался жаркий спор: они решали, кому идти искать царя, чтобы доложить о визитерах. Судя по всему, с момента прибытия войска они еще не удосужились сообщить своему государю о собственном возвращении. В конце концов, послали одного из телохранителей, наверное – самого тупого. Тот вернулся через некоторое время с распухшей щекой, а следом за ним в зал влетели бессвязные хриплые выкрики. Тысячники задрожали, как листья на осеннем ветру. Все как один, они рухнули на пол, и Сорген услышал лепет:
– Ай‑ай, как не вовремя мы приперлись!!
– А то вас не предупреждали! – прошипела Хейла, настороженно вглядываясь в темный проход, из которого продолжали лететь вопли. Вскоре там мелькнули дрожащие отблески факельного пламени – и через мгновение зал наполнился светом и гамом. Сначала из коридора вывалилась толпа девиц неопределенного возраста, с голыми хилыми грудями и разнообразными осветительными приборами в руках, от лампад до стеклянных шаров с едва теплящимися магическими свечами внутри. Потом появилась группа пыхтящих мужчин, которые волокли здоровенного деревянного коня без ног. В седло его взгромоздился круглолицый, слегка заплывший жиром лейденец среднего роста, одетый в шелковые одежды безвкусного покроя. Поверх сального кружевного воротника рубахи тускло блестели массивные золотые цепи, из‑под ставших черными обшлагов камзола торчали короткие пальцы, сплошь украшенные пузатыми перстнями. Под курносым носом царя висели усы, заплетенные в косицы и смазанные какой‑то мазью для блеска и плотности. Волосы были неухоженные и спадали на плечи как попало, словно царь только что явился из заточения. Черные, как сама ночь, «локоны» свисали на лоб и загораживали глаза, а также значительную часть лица.
Изрыгая ругательства, ни одно из которых не повторялось дважды, царь свалился с коня на подиум, обнаружившийся у дальней стены зала. Торчащие наконечниками вверх копья окружали его, словно забором, а украшениями служили окрашенные в разные цвета лошадиные хвосты. Девицы со светильниками расселись вокруг лежбища Терманкьяла, на замызганные ковры, расстеленные на полу. Носильщики уволокли деревянного скакуна прочь, а царь еще долго возился, устраиваясь поудобнее среди вороха цилиндрических подушек.
– Эй, вы! – заорал он наконец сильным, грубым голосом. – Вы, ублюдки, слизывающие грязь с вонючих козлов! Ползите сюда.
Тысячники послушно двинулись на четвереньках через весь зал, не смея при этом поднимать голов.
– Потрясатель мира! Величайший из воинов! Ученейший из мудрецов! Лучший охотник! Неутомимый пахарь женщин! Звезда неба, сокровище степей! Помилуй смиренных рабов, желающих только коснуться твоей царственной стопы! – вопили униженные вояки, больше похожие сейчас на каких‑нибудь испуганных евнухов.
– Эге, – довольно рассмеялся Терманкьял и звучно почесал горло. |