Вздохнув, Эрилл обратилась к Джарво, как к непослушному ребенку:

— Слушай, у меня есть кое-какие дела. Ты обещаешь мне, что не сунешься за пределы театрального двора, пока я не вернусь?

— Если принесешь мне сюда горшок, я и из фургона ни ногой.

Эрилл ушла не попрощавшись. Джарво даже не посмотрел ей вслед. Размышляя, он пришел к выводу, что не должен ощущать себя виноватым. В конце концов, Эрилл всего лишь бродячая актриса, девчонка со дна общества. Да, она рисковала, спасая его, но где ей, при ее-то происхождении, понять высокие чувства и порывы благородного рыцаря. Истинная любовь — разве способна она понять, что это такое? Впрочем, это не мешало Джарво испытывать к своей спасительнице и ее приятелям снисходительную благодарность, какую испытывает господин по отношению к верным и надежным слугам.

Снисходительная благодарность. Не больше. Ни в коем случае не больше. Иначе это уже будет оскорблением своего достоинства.

В памяти Джарво мало что сохранилось от опаленных лихорадкой дней. Он долго пролежал в фургончике Эрилл и Боури. Еще не зная, как зовут его спасительниц, он пил подносимые к его рту отвары, жевал какие-то листья, глотал порошки. Перед ним время от времени появлялось красивое лицо юной блондинки и, реже, обычно недовольное лицо темноволосой женщины постарше. Всем любопытным Эрилл поясняла, что раненый — ее жених Инсеймо, геройски сражавшийся под Меритавано. Обычно расспросы на этом заканчивались. Много, очень много было в Империи Сатаки таких изуродованных войной солдат.

Не сразу, не в один день Джарво стал понимать, где он, с кем и что с ним происходит. Пытка отчаянием, когда он наконец осознал и понял все, оказалась страшнее всех мучений лихорадки и кошмарных бредовых видений.

Джарво восстановил в памяти битву, момент, когда понял, что проиграл, и дал сигнал к отступлению, пытаясь спасти хоть остатки своей армии. Потом — бешеная скачка прочь от догоняющих кавалеристов Кейна. Затем — безумный рывок по неразведанному зеленому лугу, на поверку оказавшемуся топким болотом. Верный конь Джарво провалился в разверзшуюся под его копытами трясину, и всадник, перелетев через голову скакуна, тоже рухнул в засасывающую грязь. В своих тяжелых доспехах он был обречен. Зловонная болотная жижа стала наполнять стальной панцирь, просачиваясь сквозь суставные сочленения и заливая шлем через щели забрала. Джарво основательно нахлебался мутной воды и, задыхаясь, уже почти потерял сознание…

Невидимые руки резко выдернули его из трясины. Торопливые пальцы расстегнули крепления шлема и сняли с головы Джарво маску демона. Верные присяге, всадники легкой кавалерии, сняв с себя кольчуги и шлемы, вернулись на болото, чтобы под стрелами противника попытаться спасти командира. Вытащить Джарво из стального гроба им удалось. Но с каждой секундой их становилось все меньше. Было ясно, что Кейн пустит свою конницу в обход болота и перекроет им выход. Кто-то из оказавшихся в ловушке воинов Сандотнери решил рискнуть и, не веря страшным рассказам о сатакийцах, сдался в плен солдатам Кейна. Кто-то погиб, получив стрелу в спину; кто-то утонул, оступившись и провалившись в зыбкую трясину. Остальных разметал по топким кочкам бой с пехотой Кейна.

Джарво, поняв, что болото будет окружено и прочесано вдоль и поперек, решил воспользоваться единственным оставшимся у него шансом. Словно саламандра, он то полз в грязи, то пускался вплавь, двигаясь по течению ручья. Ему повезло: в какой-то момент он понял, что сумел проползти между окружившими болото кавалеристами и еще не добравшейся до дальнего берега пехотой.