Все эти бесчисленные вариации на тему успешного спасения Эскетры и попутной расправы над Кейном и Ортедом он вываливал на голову терпеливо слушающей Эрилл. То ли ее участие помогло, то ли травки, завариваемые Боури, но так или иначе если не разум, то физические силы к Джарво вернулись. Время шло. Пора было возвращаться в Шапели, чтобы не рисковать попасть в списки инучири. Патрули так и сновали по саванне, ставшей оживленной дорогой, связывающей столицу Империи Сатаки с армией Кейна, углубляющейся все дальше в Южные Королевства. Изначально Эрилл планировала поставить Джарво на ноги и помочь ему бежать при первом же удобном случае. Дальше судьбе следовало решить, позволить ли ему еще раз собрать армию и выйти на тропу войны против Кейна и Ортеда. Но постепенно в ней росло желание оставить Джарво подольше рядом с собой. Поэтому ее протестам по поводу его сумасбродного решения ехать в Ингольди недоставало убедительности.

В конце концов, все считали Джарво утопленником, бесследно исчезнувшим в болоте у Меритавано. А если кто-то и продолжал подозревать, что генерал армии Сандотнери жив, то последним местом, где его стали бы искать, была столица Империи. В общем, Джарво решил пробираться в Ингольди — в фургончике Эрилл или каким-либо другим способом.

Эрилл рискнула провезти его с собой. Она уверяла Джарво, что без нее он пропадет. Тот только смеялся над ее страхами. Сдерживая накапливающееся раздражение, Эрилл объясняла ему, что его ждет в столице Империи Сатаки. Джарво вновь смеялся. Как это часто бывает в жизни, насмешку рождало незнание.

Фургончик странствующих артистов с раненым воякой-ветераном Священной войны не вызвал особых подозрений даже в Шапели. Эрилл делала все возможное, чтобы ни малейших сомнений не возникло в головах бдительных и мнительных воинов Сатаки. Ибо они в своем рвении слишком быстро переходили черту между первым намеком на подозрение и окончательным обвинением, обрекавшим несчастного на самый суровый приговор.

Эрилл разработала легенду для Джарво. Став Инсеймо, он превратился в солдата сатакийской армии, тяжело раненного при штурме Эмпеоласа. Освобожденный по состоянию здоровья от дальнейшей службы, он все же добровольно присоединился к толпе, брошенной Пророком на штурм осажденного Сандотнери. На обратном пути старые раны дали о себе знать, солдат подхватил лихорадку и погиб бы в саванне, если бы не верная служительница Сатаки, которая почла за честь помочь героически сражавшемуся за Черного Бога солдату, а узнав о его верной службе Пророку побольше, полюбила его всем сердцем.

Выслушав эту ахинею, Джарво начал иронизировать, но Боури довольно быстро втолковала ему, что во владениях Пророка простые человеческие порывы, лишенные необходимой идеологической окраски, вызывали лишь дополнительные подозрения.

Зазубрив всю эту китайскую грамоту, Джарво под руководством Эрилл занялся корректировкой своего произношения. Довольно быстро ему удалось избавиться от южного акцента настолько, чтобы сойти за жителя одного из пограничных с саванной городков на окраине Шапели.

Джарво всегда был чисто выбрит — Инсеймо же зарос черной бородой. Джарво всегда был опрятно причесан — спутанные волосы стояли дыбом на голове Инсеймо. Джарво носил повязку на левом глазу — свое изуродованное лицо Инсеймо демонстрировал всем желающим. На этом особенно настаивала Эрилл.

— Дай людям возможность поглазеть на твою рану, — говорила она, — и они тут же забудут обо всех остальных чертах, напоминающих Джарво.

Кремы и тональный грим изменили цвет лица. Незаметно подтягивающая щеку полоска резины придала совершенно иную конфигурацию шраму, словно перетянув его на правую часть лица. Плотный слой воскового грима давал понять, что изуродованный человек пытается прикрыть от постороннего взгляда свое уродство. Этот же грим помогал скрыть восковую нашлепку, легко превратившую прямой благородный нос Джарво в заострившийся хищный клюв.