Ветра не было, лес был пуст и тих. Дебрену не приходилось кричать, чтобы его услышали. Его слова слегка заглушал только стук копыт. Но это хорошо. Постукивание подков не давало понять, что колес больше, чем четыре. В конце концов Беббельс узнает – винтовая дорога даже в выбранном месте не была столь уж кривой, чтобы можно было рассчитывать на полную неожиданность, но любой момент отсрочки мог оказаться ценным. Хотя бы из-за арбалета.

– Знаю. – Подлюдчик не глядел на него, но глаза бегали непрерывно, прощупывая темные щели башенных амбразур, оконца на чердаке замка, просветы между зубцами. – Мне встретился братишка. Кстати, мула у тебя уже нет. Пришлось его прибить, потому что священнику делать это не к лицу, а вы здесь, вероятно, намереваетесь обороняться. Напрасно мечтаете: я пещеры с одним-единственным входом штурмом брал, что уж говорить о таком дерьмовом замке. Не обольщайся: прежде чем Зехений до города доплетется, ворота запрут. Даже если он стражу уговорит, а потом кого надо мобилизует, то до рассвета сюда ни одна собака не заглянет. А ночью я вас запросто…

– Обойдемся как-нибудь. – Магун оглянулся, проверил, как идут дела у Курделии. Руки у нее дрожали, но она по крайней мере не глазела на его по-дурацки выпяченный зад в штопаных-перештопаных коротковатых кальсонах. Хорошо. Только б Вильбанд не подвел. Он еще раз оценил угол. Проверил, не блеснет ли тот нагим торсом над краем стены. К счастью, у мисюры был большой воротник. – Послушай, Беббельс: господин Вильбанд вызывает тебя на поединок, на честный бой с холодным оружием.

Ошибка: подлюдчик аж остановил коня. И даже не рассмеялся, настолько был удивлен.

_ Что-что? Меня? Это дерьмо в тележке? – Беббельс на мгновение забыл о необходимости присматривать за амбразурами. Эх, если бы у них был хотя бы один стрелок в помощь… – Издеваешься? Или, может, он наконец решился?

– Решился?

– Однажды он уже искал смерти. Сказал, что, когда ему вконец эта собачья жизнь обрыдлет, он мне на туфли нассыт. Просил, чтобы тогда я его одним ударом, чтобы больно не было. А с обоссанной туфлей я имел бы право, никто б не придрался ни за убийство, ни за помощь в самоубийстве. Ссылался на старое знакомство наших семей, но я ему отказал. Не настолько уж я память деда чту, чтобы башмаки в чистку отдавать. Пусть воспользуется веревкой, если ему жизнь не мила.

Было тихо. Слишком тихо. Курделия слышала и – что хуже – слушала. Она застыла над трупом Кавберта. Дебрен махнул рукой, бросил на нее отчаянный взгляд. Она очнулась. Начала проталкивать бессильную руку трупа в рукава кафтана.

– Я не знаю мотивов. – Дебрен снова смотрел на стену. – Но сейчас он к тебе выедет. Только ты должен драться честно, без колдовства и арбалета. Потому что иначе я к нему на помощь прыгну. Предупреждаю, Беббельс: я неплохо левитирую, если мы на тебя вдвоем навалимся, он снизу, я сверху… так что давай без фокусов.

Колеса тарахтели в двух поворотах дороги дальше. Быстро. Черт подери, слишком быстро! Они могут не успеть. Он отпрыгнул за зубец, сорвал с головы мисюру, не дожидаясь веревки, швырнул ее в сторону приросшей к скале графини, подправил телекинезом. Чуть не промахнулся, в последний момент она подняла зеркальце на берцовой кости, поймала. На Кавберте уже был зеленый кафтан Дебрена. Брюки и башмаки были с самого начала. Когда Вильбанд миновал северо-западный угол замка, проволочный капюшон дополнил одежду покойника. Курделия, придерживая труп за ноги, толкнула его силой своего взгляда, подвесила в воздухе головой в сторону Дебрена. Чародей быстро уточнил угол, на мгновение высунувшись из-за стены. Он надеялся, что Беббельс, если и увидит его, хотя бы не заметит отсутствие ржавой проволоки вокруг лица. Или просто не успеет сделать выводы. Времени оставалось почти ничего.

Скверно.