– Тьфу, – сплюнул монах. – Никогда не испытывал особой нежности к этим рубакам, бесярам, подлюдчикам или как он их называл. Но наши, лелонские, по крайней мере проволокой себе не помогают.

– Может, потому-то у вас столько чудищ по лесам шатается. Ну а что касается Беббельса… Одно точно: этот висяк не его работа. Как-то раз он в кабаке похвалялся, что проволочная петля – его фирменный знак. И при этом сокрушался, что из-за этой традиции здорово переплачивать приходится. Потому что когда-то вполне достаточно было простой веревки, ну, хотя бы для упаковки останков, которые он везет, чтобы награду получить, теперь же приходится дорогостоящую проволоку применять. А все из-за того, что когда он однажды высыса повязал, так конкуренты стали шептаться: мол, старик Беббельс размяк, жалостливый стал, не иначе, мол, какая-то нимфа рядышком с ним пристроилась и отсюда, дескать, пошло его сочувствие к нелюдям… Ну, короче говоря, в кровь ему эта проволока уже вошла. Значит, не он этого вешал.

– А почему бы…

Дебрен не договорил. Мул тащился до безобразия медленно, однако в конце концов они миновали внешнюю башню и вышли на финишную прямую, заканчивающуюся небольшой террасой перед воротами. Места здесь было чуть больше – вероятно, строитель имел в виду разворачивающиеся упряжки, и одно стало ясным сразу: человек, висящий в кроне карликового бука, свалился туда не со стены. Но откуда-то все же свалился. Скорее всего свысока, судя по состоянию дерева. Вначале сопротивление кроны задержало разогнавшееся тело, оно переломило около двух локтей нижней части ветвей и завязло в образовавшихся клещах вместе с таким количеством поломанных ветвей, которого хватило бы на большое аистиное гнездо. Сейчас труп лежал навзничь, истыканный ветками и листьями не хуже ежа, а тем, что он так сильно бросался в глаза, был обязан исключительно воронам – небольшой стае, активно обдирающей с веток и костей свежее красное мясо.

– Возвращаемся! – Зехений осенил себя кольцом от пупка до лба. – Сила нечистая! Дьявольски могучая!

Вильбанд, держа левую руку вдоль туловища, правую протянул назад к стояку с молотами. Дебрен быстро просканировал окружение.

– Скорее всего онагер, – буркнул он.

– Возвращаемся, – настаивал монах. – Гляди, как расщепил дерево! Это чары. Могучие. Здесь нужен Беббельс.

– Его из машины запустили. По расщепленному дереву видно. Чародей сделал бы это иначе. Мух топором не убивают. Нет, можно, конечно, – но зачем? Нет, брат. Это онагер и не что иное. Вероятно, кто-то хотел легко и незаметно освободиться от трупа, но плохо машину нацелил.

– Поспорим? – Зехений не был убежден, но, пожалуй, потому и хотел поспорить: преодолеть сомнения. Такой вывод Дебрен сделал, учитывая размер предложенной ставки. – На… три гроша.

Дебрен подал ему пятерню. Разбил. Потом сунул в руку узду.

А потом двинулся по дороге шириной в две телеги. Пытался определить угол между надвратной башней и расщепленным буком. Искал объяснения. Увиденное заинтересовало его настолько, что присутствие Вильбанда он почувствовал только по удару по бедру. Не очень нежному, но о какой нежности может идти речь, если человек едет на самотяге, или как там его, и пытается хлопнуть спутника рукой.