— Ну что вы! — залебезил Лардок. — Я хочу сказать только, что эта заметка про лошадь — вы ведь ее помните?..

— Угу, — угрюмо подтвердил Фухе и оставил пресс-папье в покое.

— Так вот, насчет лошади. Это аллегория. Вы меня понимаете? Фухе сделал вид, что понял, но у него это не получилось.

Тогда Лардок пояснил:

— Аллегория — это когда пишут про лошадь, а имеют в виду человека. Понятно?

Комиссар стал накаляться.

— Вы что же, за идиота меня принимаете? Это лиминтарные вещи!

Слово «элементарный» Фухе долго репетировал в присутствии Алекса и теперь пользовался им без запинки.

Посрамленный Лардок убрался.

Комиссар Фухе, окрыленный успехом такого открытия, поспешил к Конгу похвастаться новостью. Когда Конг выслушал Фухе, он хохотал до изнеможения, до обморока, а потом, придя в нормальное состояние, спросил:

— Что ты обычно куришь, цыпленок?

— Махорку, — неизвестно почему соврал Фухе и принял стойку смирно.

— Вот тебе десять пачек табаку, и премия будет! Получается, что раз цыпленок был табака, значит, любого человека убьет, как лошадь!.. Посмешил старика, ей-богу! А теперь иди. Завтра ты свободен.

Комиссар бодро вышел из управления и поспешил в «Дрозды».

— Гарсон, десять пива! Да поживее!

Дожидаясь пива, Фухе поскреб затылок:

— Кто их, начальников, разберет?.. То кричат, то смеются… Лиминтарное ведь дело…

Алексей Бугай

АВТОРИТЕТ

Дело попалось необычное. Комиссар Фухе, как правило, не занимался такими вещами, но на этот раз его вызвал СТАРШИЙ комиссар Конг и НАСТОЯТЕЛЬНО ПОПРОСИЛ, чтобы Фухе взялся за это дело. А необходимо было обнаружить авторитет, утерянный одной научно-исследовательской лабораторией. В пропаже авторитета был повинен целый коллектив сотрудников, конкретные же виновники так и не объявились.

Мир науки был чужд комиссару. Чужд и враждебен. Такое отношение к науке и ученым появилось у Фухе много лет назад, когда он был отчислен из первого класса начальной школы за исключительную тупость и своенравие.

С тех пор отношение это не менялось, а с течением времени только усиливалось.

Как всегда, отправляясь на задание, комиссар положил в карман пресс-папье. На его вопрос, как же выглядит этот злосчастный авторитет, Конг ответил, что это когда все хорошо, и все тебя уважают… и вообще, нельзя не знать таких лиминтарных вещей.

— Да, — поспешил согласиться Фухе, услышав знакомое слово; он оживился, заулыбался, а сам подумал, что для того, чтобы все было хорошо, и все тебя уважали, достаточно просто выпить пива и выйти на улицу.

— Можно я возьму с собой Алекса? — поинтересовался Фухе у Конга.

— Алекса можешь взять, а вот пресс-папье оставь: ученые народ нервный, капризный, черепа у них ломкие, могут и не понять. И вообще, пресс-папье это прошлый век! Сейчас, когда взлетают «Челленджеры», люди срывают горы и загрязняют ими океаны… — Конг явно увлекся.

— Да, — пробормотал Фухе, — «Челленждеры» действительно взлетают… но невысоко… Однако меня это не касается, а что до пресс-папье, то это оружие испытанное, и расставаться с ним вот так сразу было бы мучительно…

Лаборатория поразила комиссара обилием блестящих предметов. Блестели какие-то никелированные трубочки, полированные бока приборов, стеклянные стаканы, заварная чайница на цифровом миллиамперметре, чайные ложечки в пузатых колбах с остатками чего-то липкого на дне, стрелочные индикаторы с указателями «больше-меньше» и графики биоритмов на глянцевой бумаге, развешанные на стенах и стульях.