Вот на столике я своих друзей и разместил.

Надо сказать, от президентской спеси ничего не осталось: был он бледен, как смерть, взлохмачен и помят. Его светлый и блестящий, дивной красоты плащ совершенно не предназначался для кувыркания по мокрой мостовой.

Телохранители Игоря Дмитриевича выглядели не лучше. Один при падении расквасил себе нос и жалко хлюпал юшкой, другой, постанывая, держался за плечо, третьего никак не удавалось поставить на ноги, четвертый был невредим, но полностью парализован ужасом, и поседелые волосы в его бровях, ушах и ноздрях торчали дыбом.

В сортирной кабинке, рассчитанной на одну персону, сделалось многолюдно.

— Прощайте, господа, — сказал я, протискиваясь к двери. — не нужно меня благодарить.

— Ну, нет, Гулливер, — дрожащим от ненависти голосом проговорил президент. — Так просто ты от меня не отделаешься. У меня длинные руки, я тебя достану из-под земли. Твой счет растет. За "мерс" ты должен мне семьдесят тысяч долларов, да еще там осталась моя визитка с деньгами, округлим до двухсот кусков. Придется отработать.

— Я уже отработал, — возразил я, — тем, что вернул тебя обществу. Еще раз появишься на моем пути — будешь отправлен туда, где тебе следовало бы сейчас находиться.

И показал пальцем на унитаз.

Глава двенадцатая. „Маленькая Германия“

113

До Германии, а точнее до Мюнхена, меня подбросила на своем "пассате" пожилая немецкая чета.

Я объяснил старичкам, что отстал от шоппинг-рейса. Путевой карты "Tschitschkin-reisen" и удостоверения сотрудника фирмы "Reutberg GmbH" им оказалось совершенно достаточно.

Всю дорогу мы со старичками беседовали о драгоценных камнях (область, в которой я теперь кое-что смыслил) и вообще приятно провели время.

Старички сожалели, что не могут доставить меня до места, но я им это охотно простил.

Деньги за бензин они с меня, однако же, взяли.

В Мюнхене я решил задержаться до понедельника: перевести дух, отлежаться, а главное — проверить надежность своей фирменной корочки: уважительная реакция на нее старичков меня обнадежила.

С этой целью я отправился в хорошую гостиницу и затребовал номер-люкс с бассейном и фонтанчиком в холле.

Увы, меня постигло разочарование: администратор не пожелал даже краем глаза взглянуть на мое фото с печатью "Reutberg GmbH". О паспорте же он вообще не заикался.

— Что вы, что вы! — с почтительным придыханием сказал мне этот седовласый мужчина, когда я полез в карман куртки за документами. — В этом нет ни малейшей необходимости.

Значит, что? Значит, Кирюха в "Рататуе" просто взял меня на понт и все мои вагонные ночевки прошедших времен являлись напрасными?

Это было бы очень досадно, и самоуспокоения ради я рассудил так: наверно, мой немецкий звучит теперь почти натурально и заменяет любой документ.

Придает, так сказать, глянец благонадежности.

Небольшой формуляр, тем не менее, заполнить пришлось. Я не смог удержаться от искушения и записался как Джонатан Свифт, эсквайр: вот будет находка для грядущих историков.

Так или иначе, я провел в Мюнхене восхитительный уик-энд: сибаритствовал на широкой королевской кровати под золотым балдахином, плескался в мраморной ванной.

Еду мне приносили в номер, прямо в постель.

Даже телевизор здесь был суперсовременный, дигитальный, с "Интернетом" и прочими наворотами. Не вылезая из постели, я мог затребовать любой фильм, в том числе и такой, съемки которого еще продолжаются.

Избыток комфорта настроил меня на благодушный лад.

Вот получу из Лихтенштейна паспорт — немедленно пропишусь, думал я.