Чтобы отвлечься от мыслей о скверной девчонке, я отправился в кино в Латинский квартал, на улицу Шампольона. В темном и душном зале, битком набитом студентами, я рассеянно следил за приключениями героев классического вестерна Джона Форда «Дилижанс», а в мозгу у меня то всплывал, то таял образ чилийки – теперь несчастной и опустившейся. И в тот день, и все остальные дни до конца недели я не мог думать ни о чем другом, в голове гвоздем торчал вопрос, на который не в моей власти было найти ответ: неужели она сказала правду? Неужели в Лагосе все так и было и Фукуда прогнал ее? Мучительно было сознавать, что правды я никогда не узнаю.

Она позвонила через неделю рано утром. Я спросил, как у нее дела, – «Хорошо, теперь уже хорошо, я же тебе сказала», – потом предложил вечером вместе поужинать. Она согласилась, и мы условились встретиться в «Прокопе» на улице Ансьенн Комеди, в восемь часов. Я приехал раньше и ждал ее, сидя за столиком у окна, выходившего на пассаж Роан. Она появилась почти следом за мной. И была одета лучше, чем в прошлый раз, но тоже скромно: под ужасным пальто, непонятно даже, мужским или женским, на ней было темно‑синее платье с глухим воротником, без рукавов, на ногах – туфли на среднем каблуке, потрескавшиеся, но явно только что начищенные. Было очень странно видеть ее без часов, колец, браслетов, серег, наконец, без макияжа. По крайней мере хоть ногти покрыла лаком. Почему она так похудела? Казалось, стоит ей споткнуться, и она рассыплется на куски.

Она выбрала консоме и рыбу, жаренную на решетке, но вино за весь ужин только один раз пригубила. Жевала медленно, безо всякой охоты, глотала с трудом. Она действительно чувствует себя хорошо?

– У меня сжался желудок, и я испытываю отвращение к еде, – объяснила она. – Два‑три кусочка – и все. Но рыба очень вкусная.

В результате я один выпил целый кувшин «Кот дю Рон». Когда официант принес кофе для меня и настойку вербены для нее, я взял ее за руку и сказал:

– Ради всего святого, умоляю, поклянись, что все то, что ты мне рассказала тогда, в «Ромери», истинная правда.

– Ты уже никогда не поверишь ничему из того, что я говорю, это я понимаю. – Она выглядела усталой, на все смотрела с недовольным видом, словно ей совершенно наплевать, верю я или нет. – Не будем больше об этом. Цель у меня была одна: чтобы ты позволил мне видеться с тобой – хотя бы изредка. Потому что, как ни странно, но такие разговоры действуют на меня успокаивающе.

Мне захотелось поцеловать ей руку, но я сдержался. Просто передал предложение Элены. Она долго смотрела на меня в недоумении.

– Разве она знает обо мне… о нас с тобой?

Я кивнул. Элена и Симон знают все. В некоем порыве я рассказал им всю «нашу» историю. Они мои самые лучшие друзья, их нечего опасаться. Они не донесут на нее в полицию, не сообщат, что она занималась контрабандой, торговала возбуждающими средствами.

– Я и сам не знаю, почему у меня вдруг развязался язык. Наверное, потому, что, как и все смертные, время от времени чувствую потребность поделиться с кем‑нибудь тем, что меня угнетает или, наоборот, радует. Как ты относишься к предложению Элены?

По всей видимости, она отнеслась к нему без особого восторга. Смотрела на меня тревожно, почти со страхом, будто ее заманивают в ловушку. В глазах не осталось и следа от темно‑медового цвета. Не осталось ни лукавства, ни озорства.

– Мне надо подумать, – сказала она наконец. – Посмотрю, как буду себя чувствовать. Пока все вроде бы хорошо. Мне нужен только покой, отдых.

– Неправда, врешь ты все, – горячась, выпалил я. – Ты похожа на привидение. И совсем ослабла – простой грипп сведет тебя в могилу.