Каджи подошел и разорвал одежду на груди трупа. Огромный золотой медальон Города Драконов лежал на обнаженной груди безголового мертвеца. Тьюра могла бы поклясться, что фальшивый труп императора, который Шамад оставил в Халидуре в своем дворце, тайно бежав, носил на шее точно такой же амулет. Но в Кхоре, должно быть, осталась подделка. Шамад прихватил с собой древний медальон и носил его все это время.

Каджи забрал эту святую, драгоценную вещицу, положил ее в карман своей туники. Потом он вычистил клинок Топора Фом-Pa о сухой песок у основания плоского камня, на котором несколько минут назад сидел на корточках, самозванец. Закончив, он поцеловал топор, который Принц Богов вручил в руки первому предку много веков назад, и заткнул священное оружие за пояс.

Потом, под неотрывным взглядом Тьюры, он поднял безголовый труп и отнес его к краю мира. Повинуясь приказу молодого варвара, старый колдун живо подхватил за прядь волос кровоточащую голову Шамада и отнес к тому месту, где, держа труп самозванца, на краю мира стоял Каджи.

Юный воин поднял труп над головой и потом сбросил его с края мира, и одновременно с ним старый Акфуб, скорчив гримасу отвращения, сбросил голову вслед за телом. Голова и тело полетели вниз в насмешливом мерцании холодных и внимательных звезд, становясь все меньше и меньше.

Потом кочевник подошел к Тьюре, которая уже поднялась на колени, и помог ей встать на ноги.

— Сколько времени ты выжидал, прежде чем напасть? — слабым голосом спросила девушка.

— Достаточно долго, чтобы узнать о том, что ты любишь меня, — прошептал он. — Достаточно долго, чтобы услышать о том, что ты принесла те же обеты непорочности, что запечатали мои губы, не давая произнести слов любви. Какими же глупцами мы были!

— Моя миссия завершена, — словно грезя на яву, прошептала Тьюра. — Шамад мертв, и Боги удовлетворены. Мир освобожден от его присутствия, и Старшие Сестры будут счастливы, потому что я не нарушила обетов… только первый из них и самый незначительный. А теперь я могу говорить о любви… Я люблю тебя, Каджи… Каджи!

Взгляд его глаз, чистых, бесстрашных, внимательных как у ястреба, встретился с ее взглядом.

— И моя миссия завершилась, — тихим голосом проговорил он. Топор Фом-Pa напился крови самозванца Шамада, и я отомстил за свой клан! Я исполнил клятву. Теперь я свободен и могу говорить о любви… Я люблю тебя, Тьюра. Я полюбил тебя, впервые увидев на улице в Набдуре, пышно и ярко разодетую, словно цыганка. Я никогда никого не любил, только тебя!

Юноша обнял ее, и они поцеловались. И поцелуй их был длинным, глубоким и бесконечным. Наконец они разжали объятия, и девушка, положив голову на плечо Каджи, едва слышно вздохнула, а потом улыбнулась.

— В каком странном месте мы встретились, — хрипло протянула она. — Но разве можно изменить клятве любви, произнесенной здесь, на краю мира?

Каджи улыбнулся, но не ответил, продолжая обнимать свою любимую.

Позади них игриво улыбался маленький старый Акфуб.

— Ах! — прокашлял он наконец. — Вот так и закончилась жизнь самозванца Шамада. А для вас, как считает один неприметный человек, этот край мира превратился в начало…

Эпилог

Золотое лето вновь пришло в мир Гуизанга, и звезда Куликс, солнце этого мира, поднялась в зенит, заливая мир теплыми лучами.

В горах Маруша, среди черных скал текла Чауа — святая река. Беря исток из тайных родников, протекала она по зеленым и плодородным долинам, которые надежно скрывали угрюмые и равнодушные каменные громады. Тут царили мир и покой.

Братья по оружию из кочевников Чаууима Козанга, отдохнув, залечили раны, пополнили опустевшие ряды… И теперь дети бегали и играли вдоль изогнутого берега огромной медленно текущей реки.