— Что же мне делать? — машинально спросила Соренза.

— Если хотите, можете позвонить нам завтра. Возможно, будут хорошие новости.

Дрожащими руками Соренза осторожно положила трубку, боясь уронить ее на пол, но тут же взяла снова. Но, не успев набрать номер офиса Николаса в Бостоне, вспомнила, что еще только пять утра.

Следующие три часа показались ей вечностью. Чтобы занять их, она приняла ванну, навела порядок в кухне, заново перемыла всю посуду и расставила ее по-новому, после чего вернула все на прежние места. Ее воображение рисовало ужасные картины, где Николас лежал под развалинами, раненный и беспомощный. И все это время он думал, что она не любит его. Сердце Сорензы разрывалось от горя…

В восемь она позвонила Мэри и сообщила, что у нее есть кое-какие дела и она, возможно, не появится сегодня на работе. По правде говоря, кроме двух встреч после обеда дел у нее никаких не было. Затем она связалась с секретаршей Николаса.

— Здравствуйте, мисс Фэнтон, — вежливо поприветствовала ее девушка. — Номер мистера Доуэлла в Виктории? Конечно, он у меня есть. Подождите минутку, пожалуйста. — Соренза услышала шорох бумаг, а потом снова голос секретарши: — Какое ужасное несчастье с его другом, мистером Коулом, не правда ли? А ведь он только что женился! И потом еще этот циклон…

— Мистер Коул, вы не знаете, что с ним? — с замирающим сердцем спросила Соренза.

— Он жив, но по-прежнему находится в тяжелом состоянии. Сейчас ищут возможность переправить его в Штаты.

Трясущимися руками Соренза записала номер телефона и, положив трубку, едва смогла разобрать написанные на клочке бумаге каракули.

На Сейшелах сейчас должно было быть около четырех часов дня. Вполне можно позвонить и рассказать Николасу о своих чувствах, хотя из-за разыгравшейся стихии, возможно, и не удастся связаться с ним. От этой мысли у нее по спине побежали мурашки.

Чтобы не терзаться неизвестностью и дальше, Соренза набрала номер. И портье отеля, в котором, по данным секретарши, остановился мистер Доуэлл, тут же соединил ее с нужным номером.

— Алло? — раздалось в трубке.

— Ник, это ты? — Глупый вопрос, учитывая, что она узнала его голос. — Это я, Соренза.

— Соренза…

Она старалась сдержать слезы, которые душили ее, и несколько секунд не могла вымолвить ни слова. На линии раздался треск, голос Николаса внезапно пропал, потом возник снова:

— Соренза? Ты меня слышишь?

— Да. Прости меня. — Ее губы дрожали. — Ты когда-нибудь сможешь простить меня?

— Соренза, говори громче!

— Ты когда-нибудь сможешь простить меня? — прокричала она что есть мочи. — Я была такой глупой!

— Ты не глупая… — Снова послышался треск, сквозь который донеслись слова: — … а очень смелая. Ты знаешь об этом?

— Повтори, я плохо слышу!

— Я сказал, что ты самая смелая женщина, которую я знаю. И самая дерзкая… — В трубке опять затрещало, и она услышала только конец фразы: — …возвращаюсь.

— Что? Ох, Ник, я почти ничего не слышу, но мне надо сказать тебе, что я люблю тебя. Будь осторожен!

Но он тоже что-то говорил ей, и Соренза не была уверена, понял ли он ее слова.

— Ник, — на всякий случай повторила она, — я люблю тебя. Пожалуйста, позвони мне при первой возможности.

Связь оборвалась. Соренза положила трубку и разрыдалась. Целый день она не отходила от телевизора, и, несмотря на то, что в каждом репортаже с Сейшел уверяли, что жертв нет, волновалась все больше и больше.