Потом через весь зоопарк к африканским.
Потом опять к азиатским, смотреть, какие у них уши. И снова к африканским, сравнивать.
Потом еще раз туда и обратно, для сравнения голов.
И еще раз — посмотреть, одного ли они роста.
Так мы и колесили весь день туда-сюда, потягивая лимонад, жуя сахарную вату, сравнивая слонов. Уэсли был счастлив.
И я тоже.
У меня не было конкретных планов на мой последний год, кроме того, что я должна прожить его в радости. Вот я и хваталась за любые представившиеся возможности. Чудо космического «Шаттла». Простота дня, проведенного в зоопарке. Покой, когда лежишь рядом с Грейси.
Я понимала, что ценность всему этому придает присутствие Уэсли. Это он помог мне полюбить Грейси, несмотря на то что она перекопала весь наш задний двор. Он научил меня тому, что у африканских слонов уши — как Африка.
Благодаря ему я знаю, что эти желтые велотележки на четверых делаются в Италии и слишком дороги, чтобы их могла приобрести семья со средним достатком, вроде нашей (поверьте, я узнавала).
Если бы не Уэсли, я никогда не узнала бы, как это весело — стоять на крыше мини-вэна в момент запуска космического «Шаттла».
Все это я помню так ясно, как будто это было вчера. И каждый раз, вспоминая, улыбаюсь. Когда меня парализует, в этих воспоминаниях будет мое утешение и моя сила.
Но помнит ли что-нибудь Уэсли? Вот в чем вопрос.
Когда вы стоите на пороге смерти, вам хочется оставить после себя хоть что-нибудь. Мне хотелось оставить память, но из-за синдрома Аспергера Уэсли помнит вещи очень избирательно. Часто кажется, что он не помнит вообще ничего.
В конце августа 2012 года, больше чем через год после той поездки, я начала писать о нашем приключении с «Шаттлом»: как мы помяли крышу машины, как ждали, полные неуверенности, и какое это было чудо, когда он взмыл в небо.
Снедаемая любопытством, но старательно изображая равнодушие, я спросила Уэсли, помнит ли он нашу поездку.
— А-га. Помню.
Я спросила:
— Кто тогда с нами был?
Он отбарабанил все имена членов семьи Нэнси. Я подумала, что он, может быть, сделал это машинально, как с ним часто бывает. Но тут он добавил еще два имени: Саманта и Брук — дети подруги Нэнси. А мы никогда больше с ними не встречались, только в тот раз.
— А откуда мы смотрели? — спросила я.
— С крыши фургона.
Уэсли улыбнулся. И я тоже — с восторгом.
Через несколько недель он нарисовал роскошный портрет дельфинихи Синди черным маркером. Мы поместили его в рамку и повесили над обеденным столом.
«Миссия выполнена, — думаю я всякий раз, когда вижу его. — Сад Уэсли уже растет».
Юкон
Октябрь
Северная аврора
Если бы вы умирали, то что бы вы предприняли? Что захотели бы увидеть? Как провели бы оставшийся вам год?
Я знала, что хочу путешествовать. |