— Вот мне в январе исполнилось восемьдесят, и я всегда курила. А ведь есть люди, которые заботятся о своем здоровье… Но жизнь не подчиняется никаким правилам… Жизнь несправедлива.
Она погасила сигарету в стеклянной банке, которую использовала в качестве пепельницы, и вытерла слезы тыльной стороной ладони.
— Простите, — закончила она.
— Поплачьте, — вздохнула Анна-Мария.
Именно это говорил в таких случаях Свен-Эрик.
— Ей шел восемнадцатый год, — всхлипывала Анни, — и она была такая юная. А я слишком стара, чтобы пережить ее смерть. — Тут она сердито посмотрела на гостью: — Я похоронила почти всех своих ровесниц, а теперь настал черед молодых. Я так устала от всего этого!
— Почему она жила с вами? — спросила Анна-Мария, скорее для того, чтобы отвлечь старушку от горестных размышлений.
— Сначала Вильма жила в Худдинге со своей мамой, моей внучкой. Училась в гимназии. Однако дома у нее не было условий для занятий, и вот накануне прошлого Рождества она решила переехать ко мне. Потом подрабатывала на туристической базе Марты Андерссон и там познакомилась с Симоном. Он родственник Кюро, который живет в той красной избушке, — Анни махнула рукой в сторону упомянутого дома. — Симон влюбился в Вильму по уши, — старушка многозначительно посмотрела на гостью. — Ни я, ни мои дочери, ни сестра ни с кем здесь, в поселке, особенно не общались, да и желания такого ни у кого не возникало. Однако благодаря Вильме я почувствовала себя свободной, если можно так выразиться. Вот взять, к примеру, мою сестру Кертту. Ей как будто везло в жизни больше. Она вышла замуж за Исака Крекула, у которого свое бюро перевозок.
— Названия не припомните? — перебила Анна-Мария.
— Да, они знакомы с полицией не понаслышке, — оживилась старушка, не обращая внимания на вопрос. — Теперь фирмой заправляют его сыновья. Иногда Кертту меня раздражает. Она часто говорит о деньгах и о бизнесе и о разных известных людях, с которыми встречаются ее мальчики. Но Вильма говорила мне на это: «Оставь. Если деньги делают ее счастливой — ради бога. Что тебе с того?» Да, все так просто. Но прошлым летом… Ах, я никогда не чувствовала себя такой молодой и свободной. Вы можете думать что хотите, Анна-Бритт…
— Анна-Мария.
— …но я вам скажу: Вильма была самым близким мне человеком. Да, мы дружили, семнадцатилетняя девушка и восьмидесятилетняя старуха. Хотя она и не считала меня таковой.
Стояла середина августа, пора черники. Симон вел машину по лесной дороге, Вильма сидела рядом с ним, Анни — на заднем сиденье с роллатором на коленях. Вот они прибыли на место. Здесь много черники и клюквы почти у самой дороги. Анни сама вылезла из машины. Симон помог ей вынести роллатор и ведро. Погода была прекрасная. Светило солнце, в воздухе витали лесные ароматы.
— Я впервые в этих местах, — сказала Анни.
Симон сочувственно посмотрел на нее и роллатор. Еще бы!
— Можем составить вам компанию, — предложил он. — Я понесу ведро.
— Оставь, — сказала Вильма.
Анни повторила по-фински «älä» и махнула рукой, словно отгоняя муху. Вильма понимала: старушке надо побыть одной, в тишине. Даже если она не положит в ведро ни одной ягоды — это не имеет никакого значения. Ей будет достаточно просто посидеть на камне.
— Мы заберем тебя через три часа, — предложила Вильма, после чего многозначительно улыбнулась Симону: — Я знаю, чем нам занять себя на это время.
— Замолчи, — засмущался Симон, косясь на Анни. |