– Это я виновата, – придушенным голосом сказала мама и отшвырнула вязание, – я не могу обеспечить тебя. Если бы я нормально зарабатывала, тебе бы не пришлось…

Алка от души треснула кулаком по столику. Мама вздрогнула.

– Мама! – сказала Алка. – А вот теперь серьезно. Никаких манипуляций! Никогда. Ни с кем. Это страшно. Просто поверь мне. Так можно довести до самоубийства.

– Не шути так! – испуганно сказала мама.

– Я не шучу, – ответила Алка.

У мамы задрожали губы, и Алка наконец обняла ее.

– Давай попробуем просто жить, а? – предложила Алка. – Когда человек живой, это такое счастье.

И Алка с мамой хлюпнули носами синхронно.

– Вера, солнышко, послушай меня, – тихо говорила Алка, сидя на кровати, – я такого насмотрелась за эти дни, что, мне кажется, мне уже лет сто… Мы Панту похоронили. Панта – это та девчонка с зелеными волосами, я не знаю, нашла ли она тебя в «Замке», но она хотела, чтоб ты жила. Она написала, что слабак, что она сдалась сама, чтоб я не думала, что это я виновата. Но я все равно думаю. Я столько думаю, что у меня скоро голова треснет. Про то, что Панта выбрала умереть, а вот Хантер решил жить. Зёма пока ничего не выбрал, но ему так плохо, что даже сидеть рядом с ним больно. Знаешь, ведь если бы Наташа не боялась, сказала бы ему, что она его любит, может, все бы было по-другому. Мне кажется, что он тоже считает, что он виноват…

Вера, худая, почти прозрачная, вытянулась на кровати. Глаза закрыты, дыхание ровное. Кажется, спит.

– Вера, родная, я не знаю, что еще тебе сказать. Сегодня солнышко, Нюшка твоя мне вчера звонила. Вот кто вообще не верит в плохое. Она уверена, что ты скоро вернешься домой. Она уверена, понимаешь? Я ей завидую. Я тоже хочу быть уверенной.

Алка всмотрелась в Верино лицо, по которому пробежала легкая судорога. Или показалось?

– Ты просто живи. Просто реши и живи. Ведь мы ничего не можем сделать. Мы можем попытаться. Мы можем хотеть на тебя повлиять. Но все равно будет только так, как ты захочешь! Вера, ты меня слышишь?

Пальцы Веры тихонько сжали ладонь Алки.

Сегодня похоронили Мишельку.

Яков говорит, что я не виновата, что это его прокол. Что я слишком доверчивая, что я не могла всего знать. А я знаю, что могла, Яков просто меня жалеет.

Мишелька начала есть. Я радовалась.

Я ей сказала, что у нее уже розовеют щеки и что еще немного и она в дверь не пролезет.

А утром ее нашли мертвую. Стащила сердечные таблетки у соседки по палате и выпила все.

Яков все говорит, что анорексия не лечится, что Мишель все равно бы умерла. Но я же знаю, что если бы я помолчала, она бы ела дальше.

Меня не пустили на похороны, но потом ко мне приехала Елизавета. Ее подружка, манекенщица. Она все хотела знать, почему Мишелька отравилась, а я долго боялась ей сказать. Потом призналась, что я виновата.

Мы ревели всю ночь. Елизавета тоже говорит, что я ни в чем не виновата.

У нас сейчас в работе пятеро. Меня ни к кому не пускают, да и сама не хочу. Одна девчонка – племянница Боревского, это такой крутой гонщик. Димка, когда узнал, аж в стойку встал. Бегает за ней следит, надеется, что Боревский даст ему автограф. Девчонка, походу, с жиру бесится, дядя уже не знает, что ей подарить. А она лежит вся в айфонах и хочет умереть.

Блин. Оказывается, у Боревского был роман с женой брата. И Надя ему не племянница, а дочь.