Алла и мама застыли с одинаковым выражением лица.

– Мы с ней давно встречаемся, – радостно продолжил Валера, – да вы у класса спросите, все знают, что мы сексом занимались!

Мама перевела взгляд на Аллу. Алла замерла. Потом она посмотрела на Валеру, который был само простодушие, потом на маму, которая пыталась заговорить, но не могла…

И Алке стало смешно.

Она хохотала так заразительно, что мама тоже не выдержала. Через пару секунд к ним присоединился и Валера.

«Оказывается, смех – отличное разрешение кризисной ситуации, – подумала Алка, вытирая слезы. – Но Веру из дома нужно убирать».

По дороге в школу Алка напряженно думала, как задать Вере вопрос: «Ты не покончишь с собой, пока я буду сидеть на уроках?»

Видимо, громко думала, потому что Вера сказала сама:

– Не парься, кино доснимем.

Алла не сдержала вздох облегчения:

– Ура. А сейчас куда?

– Ходить пойду.

– Ходить? – не поняла Алка. – Куда ходить?

– По улицам. Я вообще гулять люблю… А тут неделя под домашним арестом.

Алла покачала головой.

– Надо же… И где ты обычно гуляешь?

– Где попало, – усмехнулась Вера. – Где меня не знают. К Нюшке обязательно в школу забегу, узнаю, как она.

– Ясно. – Алка дошла уже до школьной калитки. – Но не забудь: в три часа начинаем съемки!

Вера кивнула и двинулась прочь. Шла она уверенно, быстро, широким шагом. Алка мысленно помахала ей вслед.

Прогулка пошла Вере на пользу. Она чуть порозовела, мешки под глазами почти исчезли, а главное – она совершенно успокоилась. Если вчера она сдерживала себя, но в голосе все равно пробивались обвинительные нотки, то сегодня это был просто рассказ. Повествование.

Зёма, который вначале был нейтрален и озабочен только тем, чтобы свет ровно падал на лицо и звук шел без брака, почти забыл про технику и только нервно пил воду – кружку за кружкой.

– Я ничего не жду и ничего не хочу, – говорила Вера, – но я один раз посчитала, что если нас таких, по самой скромной статистике, – два процента, то в обычной школе на тысячу человек десять геев и десять лесбиянок. В каждой школе. А ведь больше на самом деле… И все мы сходим с ума в двенадцать лет, каждый по-своему. Кто пытается доказать себе, что нормальный… Особенно пацаны. Знаете, таких самцов из себя изображают. Мне один рассказывал – здоровый такой лось – напился один раз и рассказывал. Как он в тренажерку ходит, как девок клеит пачками, как морду бьет знакомому парню-гею и обзывает его педиком. А по ночам ему такое снится… И перед девками уже неудобно, потому что он препараты какие-то жрет. А во сне ему препаратов жрать не нужно.

А я сама дура, нужно было молчать. Просто мне показалось, что что-то в людях изменилось. Что они готовы дать жить тем, кто другой. Я только молюсь, чтоб сестра была нормальная. Потому что люблю ее очень. Я раньше думала, что, как только стукнет восемнадцать, заберу ее от матери, и мы уедем с ней. Чтоб она пьяную мать не видела. А потом поняла, что пусть лучше с матерью.

Пить – это нормально. Тем более что в школу мать трезвая ходит. За мать-бизнесвумен ее никто презирать не будет. А что выпивает, так все пьют! А мать ее не обижает, кормит, одевает как куклу. Да и отец у Нюши нормальный, часто забирает к себе. И бабушка там есть. И дедушка. У нас с ней разные отцы… Так что с ними она не пропадет. А вот с сестрой-лесбухой… А ведь алкашами не рождаются, у них-то выбор есть. Это у нас нет… Я сестре про себя не говорю.