— Кто же сплел ее?

Боярышня заговорила неожиданно низким, грудным голосом и нараспев, словно молитву:

— Сама и сплела. Белому коню хвост да гриву остригла. — Она резко села, сронив одеяло с груди. — Ты-то в миру живешь, свои законы и правила. И не знать тебе мук душевных и телесных, ибо ученый ты муж и вериги сам плетешь, из ума своего. Не знаешь, как грызет душу пустое чрево, а стыд какой и срам, когда скажут — перестарок! А когда всякую ночь страсти телесные треплют, подобно болезни падучей?.. Власяница, Ярий Николаевич, се есть спасение мое. Ты же снял с меня оберег, но ведаешь ли обычай?

— Не ведаю. Но догадываюсь. И мне радостно…

— Коли утром повторишь свои слова — поверю…

— Да ведь утро! Светает!

— Поди-ка спать, Ярий Николаевич, не мучай…

— Возле тебя останусь.

— Хоть ты и снял власяницу, но со мной не ложись, — назидательно произнесла она. — А вот когда ты мне наутро свое слово скажешь, да заживут мои язвы и рубчиков не останется…

Не договорила, умолкла настороженно. Он нашел руку боярышни, прижал к щеке. Пальцы зарылись в бороду, потрепали ее и вдруг замерли.

— Оно и так грех… Ты ведь ученый был, да так и остался… Позрела, как взволновался, когда свиток взял. Наутро откажешься от меня и снова вериги плести. Знаю, отчего в Полурады не пошел, а здесь поселился, при тракте. Ведь затосковал бы в скиту, к науке своей потянулся. И сейчас тоже затоскуешь. Что тебе станет лесная девка-перестарок? Неграмотная по-новому, в мирской жизни глупая…

— Никогда больше не говори так, — оборвал Космач. — Не желаю слышать.

Вавила немного помолчала, зашептала тихо:

— Пресвятая Богородица, прости и помилуй. Не ведаю, что творю, да ведь муж сей от вериг избавил…

Космачу показалось, она заснула с этими словами, пеки опустила, пальчики на щеке ослабли, и дыхание стало ровным.

— Человек от тебя пришел, — вдруг внятно и трезво проговорила. — На преподобного Савву…

— Какой человек?.. Кто?

— Назвался, а не ведомо, кто… От тебя, сказал…

— Я никого не посылал! Слышишь?.. Я никого не посылал!

— Да ведь пришел… Должно, худой человек. А я обрадовалась и к тебе побежала…

Несколько минут он стоял у кровати молча, руку ее спрятал под одеяло, жгут волос высвободил, потом взял за мизинец (говорят, так можно со спящими беседовать), спросил несколько раз, что за человек пришел и где он, но Вавила не отозвалась, лишь пальчик свой отняла,

Он снова взял, теперь всю руку, спросил:

— Пойдешь за меня?

Веки у Вавилы дрогнули — услышала, но глаз не открыла и ответила совсем невпопад:

— Мы его в сруб спустили… Обрадовалась и побежала.

Столь неожиданное сообщение боярышни не особенно-то встревожило Космача. Сразу же подумал о бывшей своей ассистентке Наталье Сергеевне, которая теперь заведовала кафедрой в университете: она послала человека в Полурады! Больше никто бы не решился таким образом проникнуть в потаенный скит, где сама бывала, тем более никто бы не посмел воспользоваться его именем. Скорее всего, за неимением специалистов на кафедре, способных работать со старообрядцами, нашла подходящего человека, какого-нибудь профессионального артиста (слух был, строила такие планы), и заслала будто бы от Космача. И, видно, не удался эксперимент, не ко двору пришелся чужак, коль Вавила здесь…

Космач поставил розы обратно в лейку с водой, пристроил ее в изголовье Вавилы на стул, чтоб запах чувствовала, и вышел из горницы.