— Дурость вроде этой сказал бы и он, — отвечает она. — Только, слава Богу, ты не будешь за нее так упорно, как он, держаться.

Она подкатилась ко мне, обняла и целый час проплакала. Пришлось встать, чтобы найти салфетки.

9

Когда я приехал к Молли через неделю после похорон, она была в огороде и не слышала машины. Я постоял у ворот, глядя на нее. Она ползала на коленях, вытаскивая луковицы и складывая их в передник.

— По-моему, ты глохнешь, — сказал я, подходя к ней. — Любой подкрадется к тебе незаметно.

Она радостно улыбнулась.

— Подержи-ка лук, — сказала она.

— Пошли на кухню, — сказал я. — Там попрохладней и можно чего-нибудь съесть.

Но она повела меня на крыльцо.

— Поешь здесь, — сказала она. — Но видишь ли, есть только холодный картофельный пирог, а ты его не любишь. Я тебя сегодня не ждала.

— Вообще-то я люблю пироги, — сказал я. — Причем, заметь, двух сортов — горячие и холодные. Так что тащи.

Мы поели пирога, и она принесла кофе.

— Ну вот, я собрался, — сказал я. — Завтра, наверное, перееду.

Меня, конечно же, уволили, и я возвращался в наш старый семейный дом за три мили отсюда.

— Так уж им не терпится, — сказала она.

— Да нет, они не торопят, — сказал я. — Просто барахла немного, так что тянуть нечего.

Мы поговорили о Гиде, о его завещании, о разном другом. Гид завещал мне старый пикап и тысячу акров земли — ему хотелось, чтобы я хоть немного разбогател. Получилось, что я хорошо устроился в старости — от отца у меня оставалась тоже пара кусков земли. Мейбл и Вилли очень переживали по поводу этой тысячи акров, им казалось, что мне хватит и старого пикапа. Молли он оставил только старые карманные часы своего отца. Наверное, догадывался: завещай он ей что-нибудь посерьезнее, Мейбл все равно отсудит. И Молли была довольна.

Взошла молодая луна размером с баскетбольный мяч, и разговор иссяк. Лицо Молли казалось усталым, да и я тоже устал. Она отнесла в дом тарелку из-под пирога и вернулась. Мы пошли к пикапу. Луна светила так ярко, что было хорошо видно кур, рассевшихся на крыше курятника.

Я думал о важном, но никак не мог начать разговор. Мне казалось, что я должен предложить Молли, ради нашего прошлого, выйти за меня замуж. Но не знал, хочет ли этого она, и даже — хочу ли я сам, ведь нам и так жилось неплохо. Наконец я собрался с духом и обнял ее за талию.

— Ну, а как ты думаешь — может, нам с тобой пожениться? — сказал я.

— Думаю, мы с тобой из разной глины, милый, — сказала она. — Но все равно — я тебе благодарна, спасибо, что предложил.

Я почувствовал облегчение, грустное облегчение.

— Я немного припозднился со сватовством, — сказал я. — Нужно было это делать лет сорок назад.

— Мы хорошо прожили эти годы, — сказала она. — Остальное не так важно, пусть хоть весь мир думает иначе.

— Ты скучаешь по Гиду? — спросил я. — Никогда не думал, что буду так скучать по этому упрямцу.

— Да, — сказала она.

— Молли, только из любопытства, — сказал я, — если бы он был жив, вы бы съехались?

Она вытащила из кармана моих штанов носовой платок и понюхала, чтобы проверить, чистый ли он. Оставила, чтобы постирать.

— Да, мы так решили, — сказала она. — Но решали мы это раз тридцать.