– Он отошел от отмели! – воскликнула девочка. – Отошел от отмели! Я должна сказать об этом матери!

Она на мгновение сжала руку Сильвии и, тяжело дыша, снова побежала.

– Сильвия, откуда ты знаешь эту девчонку? – спросил Филип строго. – Она не из тех, кому следует пожимать руку. В порту ее знают как Ньюкаслскую Бесс.

– Ничего не могу поделать, – ответила Сильвия, у которой манеры кузена вызывали еще бо́льшую досаду, чем его слова. – Когда люди радуются, я тоже радуюсь; я протянула ей руку, а она мне – свою. Только подумать, что этот корабль наконец приплыл! Если бы ты видел людей, которые все высматривали и высматривали его, словно боялись умереть до того, как он привезет домой их любимых, ты бы тоже пожал руку этой девчонке, не увидев в этом ничего зазорного. Я впервые встретила ее полчаса назад на пристани и, быть может, никогда больше не увижу.

Эстер по-прежнему стояла за прилавком, однако придвинулась поближе к окну и, услышав их разговор, решила вмешаться:

– Эта девочка не может быть такой уж плохой, ведь, судя по ее словам, первым, что пришло ей в голову, – рассказать обо всем матери.

Сильвия украдкой бросила на Эстер благодарный взгляд, однако та уже вновь смотрела в окно и не заметила этого.

В магазин влетела Молли Корни.

– Фу-ты ну-ты! – сказала она. – Только послушайте! Как же они орут там, на пристани! Среди них вербовщики, будто черти на Страшном суде. Слышите?

Все замолчали, затаив дыхание; воцарилась такая тишина, словно даже их сердца перестали биться. Впрочем, это продолжалось недолго; через мгновение раздался резкий крик множества людей, охваченных яростью и отчаянием. Различить слова на таком расстоянии было невозможно, однако крик, несомненно, был проклятьем, ревом, эхом отдававшимся вновь и вновь; ему вторил нестройный топот ног, явно приближавшийся.

– Их забирают в «Рандивус», – сказала Молли. – Эх! Был бы здесь король Георг, я бы сказала ему все, что об этом думаю!

Она сжала кулаки и стиснула зубы.

– Это просто ужасно! – произнесла Эстер. – Ведь матери и жены ждали этих моряков, как звезд небесных.

– Но неужели мы ничего не можем для них сделать? – вскричала Сильвия. – Давайте им поможем; я не могу просто стоять и смотреть!

Чуть не плача, она было ринулась к двери, однако Филип удержал ее.

– Сильви! Ты не должна этого делать. Не глупи; это закон, с которым никто ничего не может поделать, тем более женщины и девицы.

К этому времени авангард толпы уже вышел на Бридж-стрит и двигался мимо окон магазина Фостеров. Он состоял из дикого вида, похожих на лягушек юношей; они медленно пятились под напором множества тел, но все же были не в силах удержаться от выкрикивания в адрес вербовщиков дерзких оскорблений и проклятий сдавленными от неистового гнева голосами; парни потрясали кулаками прямо перед носом у вооруженных до зубов вербовщиков, размеренным шагом продвигавшихся вперед; их физиономии, белые от решимости и сдерживаемой энергии, составляли разительный контраст с загорелыми лицами полудюжины моряков, которых вербовщики сочли нужным забрать из команды китобойного судна; это был первый за много лет случай исполнения в Монксхэйвене ордера Адмиралтейства – с самого окончания Американской войны. Какой-то мужчина срывавшимся на фальцет голосом взывал к толпе; впрочем, его едва ли кто-то слышал, поскольку со всех сторон вокруг этого средоточия жестокой несправедливости кричали женщины, выбрасывая руки в укоряющих жестах и осыпая вербовщиков бранью столь вдохновенно и быстро, словно это был греческий хор.