Собираешься идти в бой? Я буду рядом.
Тирл улыбнулся и вздохнул:
— Вряд ли это потребуется. Но, если ты останешься здесь, вполне возможно, начнется битва. Мой брат наверняка уже прослышал о случившемся сегодня утром и потребует объяснений.
— Скажи, что ты воспылал пристрастием к мальчикам и…
— Где ты слышала о подобном? — искренне ужаснулся муж.
— От Энн Маршалл. О, Тирл, она такая занимательная женщина! Столько всего знает! Просто удивительно! Мы с Лайаной ловим каждое ее слово!
— Этой женщине следовало бы держать рот на замке.
— Такой хорошенький ротик? — удивилась Заред. — Она прекрасна, верно?
— Как красивая ядовитая змея. Лучше скажи, как она ладит с Северном.
Заред звонко рассмеялась:
— Похоже, он ей нравится. Вряд ли он понимает ее лучше, чем мы с Лайаной, но в таких случаях просто целует или тащит в постель. По-моему, она иногда специально подначивает его, чтобы он почаще это делал.
Тирл тоже рассмеялся. Может, его ошибка в том, что он слишком внимательно слушал женщин? Наверное, нужно действовать, как Северн: когда женщина слишком много говорит, лучше просто уложить ее в постель.
— Чему еще Энн тебя научила? — спросил он, надеясь, что невестка показала ей какие-нибудь экзотические любовные игры.
— Она разгадала загадку.
— Я всегда считал, что Энн Маршалл очень хорошо умеет разгадывать загадки, — бросил он тоном, каким мужчины отзываются о чересчур умных, по их мнению, женщинах. — И какую же загадку она разгадала?
Несмотря на благие намерения стать идеальной женой, Заред не смогла сдержать гримасы отвращения при виде такого невежества.
— Загадку Перегринов.
— Прости мою глупость, но я не слишком много знаю о твоей семье.
— Бьюсь об заклад, что твой братец знает о загадке Перегринов.
Тирл не ответил, только взглядом попросил продолжать.
Она повторила загадку.
— Энн сказала, что ей все равно делать нечего в замке Морей: думаю, Северн все время боится, что она сбежит, и…
— Твой брат мудро делает, что тревожится по этому поводу, — пробормотал Тирл.
Заред ничего не ответила, потому что не хотела уделять много внимания брату и его строптивой жене. Страшно подумать, что между ними происходит! Когда об этом упоминалось при воинах гарнизона, те бледнели и выразительно трясли головами. А Северн вечно был покрыт глубокими царапинами и синяками.
— Энн уверена, что все дело в цвете волос, — заявила она и, когда Тирл недоуменно вскинул брови, продолжила: — Красное и черное. Цвет волос. — Она помедлила. — Первый ребенок Рогана и Лайаны…
— Тот, чью жизнь я спас? — с невинным видом уточнил он.
— Их первый ребенок родился рыжим, как отец, зато второй сын черноволос, как мать Рогана.
— Какое отношение это имеет к загадке?
— «Когда красное и белое сотворят черное». Видишь? У Рогана рыжие волосы, у Лайаны — почти белые, а вместе они сотворили черноволосое дитя.
Тирл улыбнулся и кивнул:
— А вторая строчка?
— «Когда черное и золотое станут единым».
— Золотистые волосы Северна и черные — Энн.
Заред восхищенно уставилась на него и кивнула. Нет, в уме ему не откажешь!
— Мы с тобой — это предпоследняя строчка. «Когда единственный и красное сольются».
Он улыбнулся, но тут же задумчиво нахмурился:
— Ты, разумеется, «красное», значит, я — «единственный»? Но это вовсе не так, если предположить, что «единственный» означает «единственное дитя Говардов». |