Кто-то вернулся под полог, Белами открыл глаза и увидел Стрингера. Он поочерёдно оглядел каждого из них, требуя к себе внимания. На фоне яркого песка лица его не было видно, только очки.

— Я исследовал самолёт. — Он замолчал, видимо, хотел убедиться, что его слушают.

— Вы? — удивился Таунс.

— Да. — У него был тихий вкрадчивый голос, как у нервного школьника.

— У нас есть все необходимое, чтобы построить новый самолёт и улететь.

Семеро мужчин молча глядели на него. Таунс осведомился:

— Вы шутите?

Стрингер отвернулся.

— Я так и думал, что вы скажете нечто в этом роде. — И он отошёл, обиженно ссутулившись.

Минуту спустя, Кроу сказал:

— Шутка вышла неудачная.

— Лучше, чем твоя про черепах, — ответил Белами.

Снова надвинулось гнетущее молчание.

ГЛАВА 6

Его неподвижная тень кривилась на ломаных панелях фюзеляжа, безжалостное солнце, проходя через линзы очков, разноцветно искрило. Узелки на носовом платке, закрывавшем голову, торчали на его тени, как рожки, будто ещё одна шутка бога Пана — уродец с кривой спиной и бриллиантом вместо глаза.

Он коснулся металлического лонжерона и обжёг руку. Никак не привыкнешь, подумал он, отдёргивая руку. После двухдневного ковыряния в этих обломках ладони и пальцы покрылись волдырями. На крыле можно было жарить яичницу.

Во рту жгло. Только это напоминало ему о том, что у него есть тело, которому скоро предстоит умереть. Это его не пугало — расстраиваться не было никакого смысла, но стыдно умирать как раз в тот момент, когда поставил перед собой прекрасную задачу. Похоже, это будет единственная задача, которую ему так и не удастся решить. Он почти сожалел, что она пришла ему на ум.

В этом месте груз пробил корпус самолёта: когда машину завертело, разлетелись по сторонам буровые наконечники из клети; на первых фазах торможения их швырнуло вперёд, поломав задние сиденья, пока самолёт вертелся волчком; затем центробежная сила направила их в бок фюзеляжа, и теперь они валялись разбросанными по песку, а на некоторых остались куски мяса с почерневшей кровью. Он обратил на это внимание ещё вчера и удивлялся, почему нет мух, до тех пор, пока не понял, что здесь не выживает ничто — даже муха.

Он перебирал в уме цифры и названия своих любимых понятий: габариты, вес, рычаги и отношения момента, ожидаемая подъёмная сила, лобовое сопротивление и угол атаки несущих поверхностей, ракурс и кривизна того, к чему испытывал наибольшее влечение, — крыла. Он мечтал обо всем этом, как поэт, отыскивающий драгоценные рифмы среди нагромождения словесного мусора.

Задача была красивой, но и сложной. Жаль было оставлять её нерешённой. Всю свою жизнь он не уклонялся от задач, но теперь выбора не было. Можно сказать, смерть — это способ уклониться от решений.

Чья-то тень приблизилась к его собственной, и ему это не понравилось. Прошёл час с того времени, как он их оставил, но они все ещё были ему противны за то, что не согласились с его идеей.

— Раньше мы вас не видели на нефтеразработках.

Он нарочно прикрыл глаза — как будто удалив человека из поля своего зрения, можно лишить его существования. Тянулась тяжёлая жаркая тишина.

— Вы бурильщик?

— Нет, — ответил он, все же глянув на подошедшего. Им оказался штурман. Штурман был ему не так отвратителен, потому что обладал техническим умом и мыслил цифрами.

— Не в отпуск же вы сюда явились, — сказал Моран, и Стрингер опять возненавидел его.

— Как ни странно, в отпуск. — Слишком легко люди хватаются за готовые ответы.